У Кельнского камерного хора и оркестра Collegium Cartusianum под руководством Петера Нойманна при исполнении «Мессии» достало такта и мастерства, чтобы поразить московскую публику не масштабами великой оратории Генделя, а открытостью ее смыслов. Концерт состоялся в зале им. Чайковского.
Приобщаться к распространенной на западе традиции аутентичного барокко в Москве до сих пор приходилось либо благодаря звездным певцам, либо дирижерам-энтузиастам. Теперь для этой цели появился новый филармонический абонемент «Великие оратории». Оратории прикреплены к круглым биографическим датам их создателей, что придает абонементу дополнительную обоснованность. 9 апреля к 200-летию Феликса Мендельсона прозвучит оратория «Павел». Открывшая цикл оратория «Мессия» была приурочена к 250-летию смерти Георга Фридриха Генделя.
Резонанс, который вызвали приглашенные в Москву кельнские Камерный хор и оркестр Collegium Cartusianum в сопровождении международного квартета солистов, был предсказуем. Но резонанс оказался особенным. Ничего хрестоматийного, кроме знаменитого хора «Аллилуйя» (после него часть публики покинула зал Чайковского в убеждении, что дослушала всю ораторию, а не вторую из трех ее частей), этот «Мессия» не содержал. Зато отличился разливом душевной радости и редким качеством ее музыкального осуществления.
Без музейного лоска
Налет музейного лоска при исполнении старых авторов в соответствующей манере на соответствующих инструментах – обычно такая же неизбежность, как и акцент на величии исполняемой музыки. Мысль, что генделевскому «Мессии» ничто человеческое не чуждо -- почти крамола. Но именно эта мысль приходила в голову, когда дивное и немыслимо сочное сопрано Мариты Сольберг сообщало: «А я знаю. Искупитель мой жив!». Или когда изысканный бас-баритон Питера Харви вопрошал: «Зачем мятутся народы и племена замышляют тщетное?». А стильный тенор Бенжамина Хьюлетта прямо-таки рисовал голосом, как «кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими». Такой убедительности наблюдать, пожалуй, еще не доводилось.
У кельнцев под руководством Петера Нойманна достало такта и мастерства поразить не музейными барочными эффектами, ими сейчас никого и не удивишь, а сбалансированностью музыкальных смыслов и евангельских. Даже какой-то их естественностью для современного слуха. В наших широтах это бывает на часто. Другое дело в Британии, где «Мессия» -- обязательный атрибут рождественских празднеств наподобие «Щелкунчика» Чайковского здесь или «Рождественской оратории» Баха в Германии. Слушая кельнцев, радостнее всего было сознавать, что время – не помеха этой музыке с ее запасом музыкальных красот и удивительной душевной открытостью.
Оратория в подарок
«Мессию» Гендель сочинял по заказу для дублинских приюта и госпиталя в 1741 году. Со стороны композитора благотворительная миссия не ограничивалась вложением собственных (и немалых) средств в премьеру оратории: все авторские права на нее Гендель завещал приюту, обитатели которого поколение за поколением воспитывались на этой музыке.
Сегодня трудно поверить, что первое лондонское исполнение оратории в 1743 году навлекло на Генделя недовольство публики, рассерженной звучанием евангельских текстов в концертной обстановке. Зато охотно верится, что сама музыка полюбилась настолько, что еще при жизни композитора «Мессия» исполнялся порядка 69 раз.
На московском концерте оратория прозвучала так, что каждый в зале почувствовал эту музыку не просто как заново написанную, а еще и как преподнесенную ему лично в качестве подарка непонятно за какие заслуги.
