Калягин: театру денег всегда не хватает

Времена не выбирают...

Театр для Калягина -- как человек. Он рождается, растет, взрослеет, мужает, сталкивается с проблемами и решает их. Подобно человеку театр не выбирает, когда ему должно появиться на свет. Иначе вряд ли бы сам Калягин выбрал для рождения своего театра не самые легкие 90-е годы.

По признанию артиста, театр Et cetera начался не с идеи, а с талантливого курса Школы-студии МХАТ, который Калягин выпустил в 1990 году. Выпускники не разбежались, а стали вместе работать над задуманным ими спектаклем. О создании собственного театра бывший руководитель курса и не мечтал тогда. Молодые актеры репетировали, а он им помогал решать возникающие «по ходу действия» организационные проблемы. А потом... Провел одну репетицию, вторую и так далее. И родился театр с таким «перспективным» названием. А в 1996 году театр Et cetera обрел первый дом и сцену.

Однако не только проблемы собственной труппы заботят Калягина, он ведь так или иначе отвечает за все театры и всех театральных людей страны.

-- Александр Александрович, театр, как и любой живой организм, в разные времена чувствует себя по-разному. Какие «болезни» сегодня одолевают российский театр?

-- Не хочу брюзжать, но в театре немножко забыли, что такое актер. Какой бы режиссер ни был гениальный, все равно, все свои мысли он транспонирует в зал через актера, через его движения, через мизансцены. И нет ничего более интересного, чем актер в руках очень хорошего режиссера. Это единое целое, это ядро. Все лучшие актерские достижения всегда связаны с очень хорошими режиссерскими именами. И наоборот. Что такое режиссура? Это не просто перемещение слева-направо, справа-налево и вверх-вниз. Режиссура, как говорил Товстоногов, это когда ты оплодотворяешь кубометры сценического воздуха философской мыслью. Когда все это пропущено через актеров. Прекраснейший пример -- режиссерские новации Льва Додина. Когда мы произносим «Додин», сразу видим его театр и его актеров. Сейчас есть такая тенденция, что режиссер занят поиском, исследованиями, и к этим исследованиям он иногда привлекает актера. Вот как бы сделать, чтобы этого «иногда» не было, чтобы было «всегда».

-- А конкурс в театральные вузы, тем не менее, остается стабильно высоким, несмотря на все сложности профессии. Почему?

-- Да-да, количество абитуриентов, поступающих в театральные вузы, год от года не уменьшается. Почему? Ведь это чрезвычайно рискованная профессия с точки зрения понимания великого слова «случай». Да, есть работоспособность. Да, есть талант. Но сколько всего должно произойти, сколько должно пройти времени, чтобы тебе просто повезло, чтобы тебя увидели, заметили, чтобы пригласили на ту самую роль?! Оканчивает студент свой театральный вуз, попадает в театр. И начинается быт. Это проблема. Я знаю это по своему театру: как пригласить молодого актера и сделать так, чтобы он жил удобно? В Москве снять квартиру невозможно, снять даже комнату невозможно. Общежитий нет театральных, приемлемых цен на жилье нет. И молодого актера начинает внутренне дергать эта ситуация, он начинает нервничать, он начинает пытаться выжить в этой жизни разными соблазнами, простите за такое дурацкое слово. Ему хочется появиться в каком-нибудь сериале...

-- Разве это плохо? Денег заработает и в профессии останется.

-- Сериал -- это нечто. 99% сериалов -- это ужас с точки зрения профессии. Я даже не говорю -- с точки зрения мысли. Это пусть театроведы и киноведы исследуют. Но с точки зрения актерской профессии -- это высасывание соков из молодого лица. Вот молодое наивное лицо, ничего не умеющее. Режиссер говорит: «очень хорошо, что ничего не умеет, мы его научим». И актеру кажется, что он схватил в каком-то телевизионном сериале за бороду этот самый случай, ему кажется, что он что-то может, и штампуется, штампуется нечто среднестатистическое пошлое. Это такая пошлая игра, которая заключается только в одном -- в произнесении слова. Не в мысли, не в подтекстах, не в ассоциациях, когда говоришь об одном, а в глазах видно, какая наполненность в тебе! Сериалы в этом смысле ужасающе действуют на актеров. Конечно, многие актеры неистово верят в свою профессию. Им хочется играть, им хочется выходить на сцену. И ради этого они готовы чуть-чуть себя поджать в чем-то, не обращать внимания на какие-то бытовые вопросы. Но проблемы-то есть...

...в них живут и умирают

-- Актеров становится больше, а театров?

-- Тут не все благополучно. Во многих регионах исчезли музыкальные театры, детские. А некоторые ТЮЗы ставят взрослый репертуар. Воспитание детского зрителя -- это проблема. С моей точки зрения, обустроить сейчас детский театр -- это, может быть, самое главное.

-- Как обустраивать театр? На какие деньги? Особенно сейчас, когда все только и говорят о финансовом кризисе.

-- Денег всегда не хватает. Хотя есть очень хорошие люди, спонсоры, которые помогают театру. Но денег все равно не хватает. Опять-таки, художники -- они же люди непонятные. Несмотря на эту нищету, мы у себя в театре вдруг затеяли постановку, которая требует колоссальнейших денежных затрат -- «Продюсеры». Мы получили право на постановку этого очень известного бродвейского мюзикла. Мы так долго готовились... Кто знал, что произойдет финансовый кризис. Кто знал, что это так клюнет нас?! И отказаться уже нельзя, и поезд уже пошел, и мы набираем ход, и деньги нужны. Рвать стоп-кран, чтобы все лбами ударились, никто не будет.

Театр обязан быть дотируемым. Американский и французский театры живут за счет постоянных спонсоров и государства, которое чуть-чуть помогает. У нас, к сожалению, не отрегулированы законы о спонсорстве и меценатстве. У нас все время думают, что обязательно своруют. Поиски денег -- это необходимость. Но художник не должен и не может все время стоять на коленях. Надо позволить ему свободно парить. Он должен волноваться только по одному поводу -- по поводу искусства.

-- Вы в своем театре чувствуете пресловутый кризис?

-- Мы, скорее, предчувствуем, что может произойти что-то плохое. И это не доставляет оптимизма и не придает сил. Потому что не хочется возвращаться в 90-е годы. И в 98-й год, когда был дефолт. Не знаю, что будет, но я надеюсь, что мы переживем этот момент, хотя он может оказаться затяжным и долгим. Как пережили дефолт.

-- А как пережили дефолт?

-- Десятьлет назад мы были нищие. Я и руководимый мною театр. Сейчас другие времена. Вы знаете, чем больше получаешь, тем больше расходов. У нас есть помещение, изумительно красивый театр, колоссальнейший штат, его надо содержать. Но я сейчас вспоминаю о дефолте -- как ни странно, паники не было. Я вообще никогда не паниковал. В студенческие годы все мы были нищие. Разве мы паниковали? Даже имея рубль в кармане или 20--30 копеек -- никогда. Не потому что я мог у мамы взять. А потому что мне было 20 лет. Вот и события десятилетней давности не вспоминаются сейчас как трагические. Но хочу ли я это еще раз испытать? Нет. Чем старше ты становишься, чем больше у тебя людей, тем больше ты ответственен перед ними, тем серьезней ты начинаешь думать о будущем и беспокоиться.

Et cetera

-- В зрительном зале ничего не изменилось в связи с кризисом?

-- Пока нет. И судя по тому, что я знаю, люди пока еще преисполнены желания ходить в театры и красиво выглядеть при этом. Учитывать настроение зрительское мы обязаны. Во все времена у нас задача одна: чтобы было интересно. Ты для этого ищешь пьесы, хорошего режиссера, достойных актеров. Мы хотим того же, чего и вчера хотели. Того же будем хотеть и завтра. Мы хотим, чтобы зритель нас любил. Мы хотим быть зрителю очень интересными. Мы хотим, чтобы зритель ходил в наши театры не только ожидая развлечения, но и выходил чуть-чуть другим из зрительного зала. Театр -- не лекарство, но перевернуть душу может. Мы все преисполнены одним желанием: чтобы зрители нуждались в нас.