С объединением Германии стало известно многое из того, чем занималось министерство госбезопасности ГДР, Штази. Для изучения его архивов было создано ведомство, сейчас известное как «управление Биртлер» (по имени руководителя Марианны Биртлер). Его сотрудники до сих пор получают примерно по 8 тыс. заявлений в месяц от граждан, желающих ознакомится с материалами. О том, что тщательно скрывало, но так и не сумело утаить Штази, рассказывает глава отдела исследований и прессы Гюнтер Борман.
-- Структуры, подобные нашей, существуют в большинстве стран Восточной Европы. Но Германии достался наиболее полный и достоверный архив. Мы приняли 154 погонных км дел. 5,6 млн карточек – это только основная картотека.
В Штази насчитывалось 90 тыс. штатных сотрудников. Плюс огромная агентурная сеть. В октябре 1989 года стало понятно будущее министерства госбезопасности ГДР, а в январе 1990-го Штази расформировали. На то, чтобы замести следы, было только три месяца. Когда мы вошли, то нашли 16 тыс. мешков, набитых бумажными клочками: сотрудники Штази все последние недели вручную рвали наиболее важные дела. Мы до сих пор сидим и собираем с помощью специальной компьютерной программы эти пазлы. Как вы понимаете, времени еще на то, чтобы что-то сфальсифицировать, у них не было. Так что все, что нам досталось – 100% подлинные документы.
Интерес к ним огромный. В 1993 году, когда я пришел сюда на работу, у нас был целый кабинет, доверху набитый заявлениями от жителей. Около 1,7 млн человек выразили желание посмотреть, что на них накопало Штази. Начиная с 50-х годов органы госбезопасность стали отходить от открытого террора. Они научились действовать тоньше. «Знать все еще до того, как случилось» стало девизом Штази. Был налажен сплошной контроль за общественной и частной жизнью граждан.
Одна моя коллега только теперь узнала, как ее «отрабатывали». В Штази досконально знали распорядок ее дня: утром на велосипеде она везет детей в школу, потом служба, вечером – общественная работа в группе по борьбе за мир. Чтобы дестабилизировать женщину дважды в неделю ей прокалывали шины – уже неприятности. На работе стресс обеспечивают внедренные агенты спецслужб. Вечером в группе – еще один сексот: «Ты же обещала подготовить листовки. Что, не успела? Может, работа в нашей группе тебе не по плечу?».
Подозреваю, что некоторые из наших посетителей запрашивают материалы, чтобы поучиться изощренным методам психологического давления.
«Частные» заявки
Любой человек может написать заявку и получить доступ к своему делу. Но только к своему. Это строго. Дальше он может сделать ксерокопию интересующих его документов, показать близким. Но здесь в нашем кабинете он будет работать с бумагами один на один. Когда мы только начинали работать, то были уверены: за 5 лет обработаем все заявки и закроемся. Но, начиная с 2000 года, мы наблюдаем новую волну интереса к архивам.
Люстрация
Процедуре люстрации – проверки на предмет сотрудничества со Штази – были подвергнуты 3 млн 200 тыс. госслужащих. К настоящему моменту эта работа практически завершена. Сейчас остались только парламентарии и люди, занимающие высшие руководящие посты.
Поначалу громкие скандалы разыгрывались едва ли не ежедневно. В числе сексотов оказывались даже знаменитости: известные писатели, спортсмены, музыканты, политики. Выяснялось, что в некоторых организациях до 30-40% сотрудников негласно работали на органы госбезопасности.
Да, часть за сексотсво поплатилось карьерой. Но мы никого не маргинализируем. Процедура следующая. Глава ведомства, например министерства образования земли Бранденбург, инициирует проверку и дальше сам либо путем «суда чести» решает дальнейшую судьбу своих сотрудников. Далеко не всегда человек с «запятнанным» прошлым обязательно лишается должности. Закон предусматривает увольнение в случае, если «бывшее сотрудничество с органами госбезопасности несовместимо нынешней деятельностью». Это касается высших руководящих должностей госслужбы, наделенных правом принятия самостоятельного решения.
При приеме на работу любой госслужащий обязан заполнить в анкете графу и указать, сотрудничал ли он со Штази. Если он эту информацию утаил, то его увольняют, но не за связь с разведкой как таковую, а за предоставление о себе недостоверных данных. Депутаты в любом случае сохраняют свой мандат на основании того, что они избираются, а не назначаются, а потому право принимать решения по ним принадлежит избирателю. В период избирательной компании кандидаты не обязаны информировать о своем прошлом, но мы им очень советуем это делать. Не скажут правду они – до нее докопаются журналисты. Такие примеры тоже были.
Недавний пример: в парламенте одной из земель, где значительное число депутатов левые, на прошлое закрывали глаза. И сейчас, спустя 20 лет, кто-то из журналистов заинтересовался и многое начало всплывать. В противоположность этому приведу другой пример. На пост мэра Потсдама баллотировался бывший коммунист. Он сразу заявил: «Да, был сексотом. И что с того?», предоставив право выбора населению.
С неполитиками все проще. Я должен заметить, мы не просто даем справки «был – не был», мы предоставляем развернутую информацию по 17 пунктам: почему, какие мотивы, как долго, в каком объеме, как его оценивало Штази, почему прекратил и так далее.
Скажем, есть дело одного учителя, который пошел на сотрудничество из-за сложных жизненных обстоятельств. Он два года писал доносы на родителей своих учеников, а потом отказался. Это одна история. И совсем другая – адвокат, якобы защищающий оппозиционера, а на деле работавший против него и в интересах Штази. Работодатель может учитывать все эти обстоятельства при принятии решения.
К примеру, у нас работает 20 бывших офицеров Штази. Без инсайдеров мы бы никогда не сумели разобраться в архиве. Например, только от них мы могли узнать, что карточки, заполненные карандашом, означают: дело подлежит уничтожению.
Нередко бывших сексотов принимают на работу частный бизнес. Так одного из бывших офицеров пригласил на высокий пост Дойчебанк – этот человек полезен своим хорошим знанием специфики восточногерманского рынка. Но даже если сотрудника увольняют за прошлые грехи, он в праве обжаловать решение в суде.
«Черное и белое»
Мы очень осторожно походим к предоставлению данных журналистам и исследователям. На этот счет существуют жесткие законодательные рамки. Мы это называем «правило черного и белого». На штатных сотрудников Штази информация выдается в полном объеме, без купюр. А на потерпевших – только с их личного полного согласия. В случае если такого человека уже нет в живых, мы обязаны хранить тайну 30 лет с момента его кончины. Сейчас мы думаем сократить этот срок до 10 лет.
Есть еще такое понятие, как «известные современники», то есть люди, находящиеся в центре общественного внимания. На них мы выдаем информацию в ограниченном объеме. Так в архивах Штази есть дело на Гельмута Коля. Мы сделали доступными эти материалы только в части, касающейся общественной стороны его деятельности, как политика. Все, что затрагивает личную сферу – табу.
Уголовное преследование
Когда мы начали рассекречивать архивы Штази, многие ждали массовых уголовных дел. Политическая дискуссия была очень острой. Было возбуждено около 60 тыс. дел. Но лишь 1,5 тысячи человек действительно осудили за преступления, связанные с диктаторским режимом. Общественность требовала большего, но уголовное наказание получили только самые вопиющие факты нарушения прав человека.
Надо учитывать, что правовая система ГДР позволяла шпионить, позволяла стрелять в безоружного нарушителя границы. «Бегство из Республики» -- это был уголовный состав, и пограничник мог применять оружие. Закон обратной силы не имеет. Это принцип правового государства. Поэтому так мало реальных сроков. Там, где они все-таки были вынесены, юристы опирались на то, что данные о расстрелах засекречивались, случаи побегов скрывались, раненых на границе лечили в спецбольницах и так далее.
Это свидетельствует о том, что Штази понимало преступность своих действий. С учетом всех смягчающих обстоятельств виновные получили от 2 до 4 лет. Причем большинство из них вышли на свободу досрочно.
Будущее управления Биртлер
Мы не думали, что наше управление просуществует так долго. Рано или поздно мы передадим все наши материалы в обычные архивы. Но сейчас для этого еще не пришло время.
Во-первых, пока сохраняется такой высокий интерес к нашим документам, никакому архиву с ним не справиться. Во-вторых, наши коллеги не смогут обеспечить ту градацию секретности, какую соблюдаем мы.
Сейчас мы работаем над систематизацией по темам, по датам хранящихся у нас материалов. Мы пытаемся создать некую консолидированную базу, которой будет удобно пользоваться журналистам и исследователям. Сейчас мы выполнили примерно 80% всего объема работ. Кроме того, у нас есть свой научно-исследовательский отдел: мы публикуем книги, учебные пособия.
