Десятилетняя работа над законопроектом об инсайде может завершиться принятием документа, безопасного для инсайдеров. В него может быть введена норма, по которой для обвинения в злоупотреблении инсайдерской информацией надо доказать злой умысел. Авторы поправки объясняют ее необходимость желанием снизить риск наказания невиновных.
Рабочая группа по подготовке законопроекта «О противодействии неправомерному использованию инсайдерской информации и манипулированию рынком» собираются внести в текст документа поправку, предусматривающую, что для определения виновности в злоупотреблении инсайдерской информацией необходимо доказать, что оно произошло умышленно. В материалах рабочей группы фигурирует формулировка «злой умысел».
Законопроект принят в первом чтении 17 апреля 2009 года. Сейчас он готовится ко второму чтению, которое планируется на январь 2010 года.
Разговоры о необходимости принятия закона ведутся уже больше 10 лет. Еще в правительственной программе по развитию фондового рынка на 1998-2000 годы предполагалось принять закон об ограничении недобросовестного использования служебной информации. В 2000 году принять закон предложила Госдума, но против закона в предложенной редакции выступили правительство и участники фондового рынка. Закон пытались принять и в 2004 году, но тоже безрезультатно. Текущая версия законопроекта была внесена в Госдуму правительством в конце декабря 2008 года. Пока Россия не примет закон об инсайдерской информации, она не может ратифицировать меморандум Международной организации по регулированию рынка ценных бумаг, членом которой является.
«Понятно, что если мы во всех случаях говорим, что нужно доказать умысел, существенно может затрудниться правоприменение, потому что бывают ситуации, когда всем все ясно, но доказать умысел нельзя», – признает заместитель директора департамента корпоративного управления Минэкономразвития Ростислав Кокорев. Но все же чиновник предлагает «на первом этапе» действия закона в большинстве случаев требовать доказательства умысла. «Это позволит уйти от риска наказания невиновных, хотя возможно, что кого-то из виновных придется отпустить безнаказанно. Манипулирование у нас становится уголовным преступлением, -- напомнил он. -- И поэтому, конечно, хочется быть предельно осторожным в правоприменении».
С ним соглашается и начальник отдела по обеспечению взаимодействия с федеральными органами государственной власти аппарата Госдумы Олег Шульга. Кто должен доказывать умысел -- Федеральная служба по финансовым рынкам (ФСФР) или правоохранительные органы -- второстепенный вопрос, но доказывать его необходимо, считает эксперт.
Глава ФСФР Владимир Миловидов возражает: «С этим вопросом (о необходимости доказательства умысла. -- Infox.ru) нужно быть очень осторожным. У ФСФР нет полномочий доказывать умысел того или иного деяния. Доказание умысла – это юрисдикция правоохранительных органов». По словам руководителя службы, если закон будет требовать доказательства умысла во всех случаях, «тогда на каждую проверку по выявлению факта манипулирования мы пойдем с правоохранительными органами и будем передавать материалы сразу в правоохранительные органы. И тогда вопросы умысла будут решаться совершенно другими методами и теми, кто имеет на это право».
Сама ФСФР предлагает подключать правоохранительные органы лишь в случаях, когда злоупотребление инсайдерской информацией будет приводить к ущербу в особо крупных размерах. В противном случае «мы просто все проверки по манипулированию рынком будем проводить с поиском умысла», резюмирует Владимир Миловидов.
Ведущий научный сотрудник Научного центра Академии управления МВД России, доцент Российской экономической академии имени Плеханова Юрий Латов поддерживает главу ФСФР. «Случайно воспользоваться инсайдерской информацией -- это все равно что случайно застрелить в голову, -- иронизирует он над позицией сторонников поправки. -- Речь идет о людях, которые занимают официальные посты в бизнес-кругах или в правительственных структурах. Не знать, что они пользуются служебной информацией, фактически невозможно». По словам эксперта, во всех западных странах вопрос о доказывании злого умысла в подобных ситуациях не стоит: «Если человек в личных целях использует информацию, которую узнает по долгу службы, это автоматически означает, что против него будут выдвинуты обвинения».
Юрий Латов хочет, чтобы закон был принят как можно скорее: «В России сейчас наблюдается сильная связка бизнеса и власти, когда люди, работающие в администрации, имеют возможность использовать служебную информацию в личных целях и практически не имеют никаких препятствий для того, чтобы злоупотреблять своим положением». «Если будет принят закон об инсайдерской информации, в принципе запрещающий такие злоупотребления независимо от форм умысла, будь он злым или добрым, это будет важным шагом на пути перехода от системы власти собственности к системе, более или менее нормальной для развитых стран Запада, -- частной собственности, при которой занятия бизнесом и занятия политикой разграничены», -- говорит ученый.
По мнению старшего научного сотрудника Академии народного хозяйства при правительстве Вадима Новикова, «большинство судебных процедур созданы именно для того, чтобы осуждалось как можно меньше невиновных, пусть и ценой оправдания некоторых виновных». «Исходя из этой ценности наличие умысла необходимо учитывать», -- говорит он, замечая, что «законопроект не надо совершенствовать, его просто не следует принимать». По его мнению, законопроект препятствует наиболее осведомленным людям пользоваться своим знанием и тем самым способствует поддержанию неадекватных цен на акции. «Инвесторы только выиграют, если курс акций будет отражать наибольший из возможного объем информации, пусть даже она будет включать непубличную информацию, -- убежден экономист. -- Кроме того, законопроект создает новое «преступление без жертвы». Если владельцы компании против использования служебной информации при торговле на бирже, они могут закрепить это в договоре с сотрудниками и предусмотреть меры ответственности, но для этого закон не нужен. Если же владельцы компании не против, то нет и жертвы, соответственно, нет и предмета для обсуждения».
