Вместо того чтобы предотвращать преступления и помогать заключенным вернуться к нормальной жизни, российская пенитенциарная система остается верным наследником ГУЛАГа.
В России самое большое в Европе число заключенных на душу населения, неоправданно длительные сроки заключения по ненасильственным преступлениям и высокий уровень рецидива, следует из нового доклада Общероссийского гражданского форума. Зачастую разрушаются жизни людей, хотя бы однажды попавших в тюрьму. О том, как реформировать ФСИН, рассказала автор доклада, эксперт Центра перспективных управленческих решений Ольга Шепелева.
Шепелева высказалась по поводу пыток в колониях. Есть два аспекта этой проблемы. Она отмечает, что, во-первых, в тюрьмах одновременно на небольшом пространстве находятся большие группы людей. Среди них есть опасные преступники, способные влиять на других. И эту массу должна контролировать относительно небольшая группа надзирателей. Чтобы предотвращать побеги, беспорядки используются различные дисциплинарные практики, связанные и с запугиванием, и с насилием. Таким образом заставляют людей подчиниться, отмечает эксперт.
В тюрьме и так тяжелые условия. Чтобы арестантов еще как-то наказать, нужно что-то еще более жесткое.
Второй момент — колонии закрыты от внешнего контроля. То есть применять жестокие, незаконные методы воздействия можно свободно. Риск попасться почти равен нулю. Бывает, что сотрудники тюрем используют свои возможности бесконтрольно давить на отбывающих срок в своих интересах. Есть жалобы на рабский труд, вымогательство.
Зачастую это сходит с рук сотрудникам колоний, поскольку доказательства получить невозможно.В тюрьмах установлены видеокамеры, но их можно отключить или стереть запись, что потом можно объяснить скачком напряжения. Ответственности за утерю записи не предусмотрено, поэтому практика подобных нарушений продолжается.
Нельзя сказать, что начальник колонии относится к ней как к своей личной собственности. Бывают проверки. Но когда колония расположена в отдаленной местности, тогда начальство может вовсю использовать свое положение. В основном используют рабский труд на производствах самой колонии, но бывают случаи, когда и на частных объектах — стройках, например.
Шепелева считает, что сотрудники колоний должны быть гражданскими людьми, за исключением охранников периметра зоны и сопровождения при транспортировке заключенных. Милитаризованность ФСИН — это и вопрос самовосприятия работников системы, и того, как функционирует система подчинения.
В силовых структурах очень жесткая вертикализация. Там человек должен выполнял приказы, не думая. У охранника одна задача — следить, чтобы никто не проникал через забор, и есть инструкция, что делать, если кто-то пытается проникнуть. Ему не нужно думать, как иначе можно решить эту задачу. А если задача — сделать так, чтобы осужденные освоили какие-нибудь навыки или научились самоконтролю, то тут все предписать заранее нельзя. Специалист будет ориентироваться на собственное понимание, как лучше поступить в данной ситуации.
То есть, сотрудник ФСИН — это в большей степени не тюремщик, а соцработник. Но должна присутствовать и охрана, о чем упоминалось ранее. В тюрьме сидят и бандиты, и убийцы.
По словам Шепелевой, сейчас в тюрьмы многие попадают не из-за того, что они психопаты, убийцы или члены ОПГ. Часто это люди, которые плохо вписались в общество, алкоголики, наркоманы, у которых разрушены отношения с родными. Они не могут построить нормальную жизнь из-за разных обстоятельств.
В тюрьме, где вся жизнь проходит по распорядку, они теряют остатки самоконтроля, а по выходе так и не могут выстроить свою жизнь. К тому же в нашем обществе — судимость — это своего рода клеймо. Очень сложно найти работу. Зачастую освободившимся негде жить в силу разных причин. К тому же здоровье после отсидки ухудшается.
Плюс общая дезориентация, поскольку человек несколько лет пробыл в тюрьме и был отрезан от нормальной жизни, которая очень сильно изменилась за это время. Человек может не знать, куда ему обратиться, например, за трудоустройством.
Зачастую бывает так, что первое преступление на почве аффекта, а второе от нужды и безысходности. Тюремный срок часто просто приводит к последующей дезадаптации человека.
Считается, что если человек пробыл в заключении недолго — например, несколько месяцев, то у него есть стимул — он сохранит страх к местам заключения и при выходе постарается максимально изменить свою жизнь к лучшему. А если человек отсидел более 5 лет, это уже — точка невозврата.
Существуют люди, совершившие разовое преступление, они не ведут систематически преступную жизнь и имеют перспективы вернуться к нормальной жизни. Таких людей желательно либо не сажать в тюрьму вообще или не давать длительный срок, полагает эксперт. По ее мнению, если преступления не имели насильственного характера, то оснований сажать человек должно быть намного меньше.
