России пригрозили голландской болезнью, но у нас уже есть русская

Рубль парадоксальный

Специалисты Российского экономического университета предупредили о том, что сверхвысокий курс рубля несёт серьёзные опасности для нашей экономики – она может стать жертвой "голландской болезни". 58 рублей за доллар – такого не было четыре года, а ведь введение западных санкций, по идее, должно было обрушить нашу национальную валюту, как это произошло в 2014 году.

Но 8 лет назад санкции совпали с резким падением цен на наш главный экспортный продукт – энергоносители, тогда как сейчас, на волне восстановления от ковидных ограничений, нефть и газ сто́ят достаточно дорого. И хотя изначально рубль, как и в 2014-м, обвалился практически в два раза, после закрытия свободных обменных операций он не просто восстановил утраченное, но ещё и полез брать максимумы за несколько лет.

Давайте посмотрим, насколько верны предостережения и чем мы на самом деле рискуем.

Так хорошо, что плохо

Голландская болезнь, она же "эффект Гронингена", состоит в том, что вроде бы положительное событие – появление отрасли экономики с высокой прибавочной стоимостью – в достаточно короткие сроки приводит к стагнации и рецессии.

В 1959 году на севере Нидерландов обнаружили богатое газовое месторождение. Началась разработка, добыча, был налажен экспорт, регион получил дополнительные доходы, поползла вверх инфляция (высокие заработки газовиков привели к росту потребительских цен), рабочая сила потянулась в новую отрасль, покинув обрабатывающую промышленность, стали закрываться предприятия, выросла безработица – и в середине 1970-х регион жил хуже, чем до открытия месторождения.

Помимо чисто экономического механизма в этом феномене присутствует и финансовый (нет, это не одно и то же). Когда экспортные доходы страны резко увеличиваются (особенно благодаря продаже сырья), её благосостояние растёт, что приводит к укреплению национальной валюты. Но это укрепление ведёт к тому, что обрабатывающие отрасли становятся менее конкурентоспособными на мировом рынке.

Сила валюты экспортёра – в её слабости

Поясним последний тезис на примере России. Некая, допустим, машиностроительная отрасль несёт издержки в рублях (закупка сырья, комплектующих, энергии, оплата труда), а выручку получает в долларах или, по нынешней реальности, в юанях. Чем слабее национальная валюта, тем выгоднее для компании соотношение выручки и расходов: тратится мало, приобретается много. Чем сильнее рубль относительно юаня, тем тяжелее нести расходы. Чтобы компенсировать эти издержки, приходится повышать отпускные цены – и тем самым уступать конкурентам из других стран с более слабыми валютами.

Отметим, что странам-покупателям, наоборот, выгодно укреплять национальную валюту. Но у нас как раз импорт, и без того небогатый, просел особенно сильно.

Для сырьевиков этот фактор не столь важен, у них всё равно достаточно высокая маржа, а вот чем технологичнее отрасль, тем болезненнее для неё укрепление национальной валюты. Соответственно, пока гронингенские сырьевики купались в нежданной прибыли, отрасли глубокой переработки (а для бедной ресурсами Европы это было основой экономики до того, как родилась противоестественная "экономика услуг", она же "сжирубешенство") теряли клиентов, работников, приходили в упадок. И в какой-то момент доходы от газа оказались ниже выпавших доходов от других отраслей. Высокотехнологичную продукцию пришлось закупать за рубежом, сальдо внешней торговли ухудшилось, да и валовой внутренний продукт перестал расти.

А есть ли мальчик?

"Голландская болезнь" предполагает высокие цены на сырьё и на национальную валюту. И то, и другое вроде бы существует, но более на бумаге (хорошо, на экранах), чем на деле.

Во-первых, высокие цены на нефть, которые вы видите в биржевых сводках, имеют мало отношения к реальным сделкам. Сейчас мы видим, что средняя цена продажи Urals падает от месяца к месяцу. Стоимость нашего сорта привязана к эталонной марке Brent и рассчитывается в дисконте (очень редко – в премии) к стоимости Brent. Так вот по итогам марта дисконт составил 20%, по итогам апреля – 30% при обычных цифрах в 2-3%. То есть нынешние покупатели (в первую очередь Индия и Китай) просто выкручивают России руки, понимая, что других рынков сбыта у нас нет.

Во-вторых, курс ЦБ также не имеет ничего близкого к реальному рынку: на момент написания статьи в московских обменниках нет долларов дешевле 69 рублей (что, конечно, по нынешним потрясениям тоже не много). Более того, банки покупают доллары по курсу выше, чем назначенный Центробанкам – когда такое было в последний раз? Откуда тогда 58 руб./$? Высокий курс рубля поддерживается искусственно во многом потому, что государство изымает у экспортёров 80% экспортной выручки, то есть принудительно скупает валюту… фактически по назначенному этим же государством курсу! Напоминает красноармейскую продразвёрстку – зерно у крестьян, конечно, выкупали, но по цене, которую устанавливал командир отряда, и торг он всегда считал неуместным.

Особенности национальной болезни

И вот этот последний фактор – "финразвёрстка" – добавляет в голландское уравнение совершенно новую, невиданную на Западе переменную. А именно – повышающий коэффициент к воздействию высокого курса нацвалюты на технологичные производства. Если ранее экспортёры могли хотя бы использовать иностранную валюту в своих целях, в том числе для закупки товара на внешних рынках, то в наших условиях это выглядит практически невозможным (да и покупать почти не у кого – санкции).

Но много ли у России высокотехнологичного экспорта? Это вооружение, это продукция для атомной энергетики, это отчасти машиностроение, отчасти химическая продукция. Эти отрасли действительно подпадают под удар – но не столько из-за курса рубля (российское оружие по сочетанию цены/качества с отрывом лучшее в мире, есть куда подвинуться), сколько как раз из-за упомянутого изменения позиции покупателей в сторону "Не продашь мне – не продашь никому, очередь из покупателей не стоит".

* * *

Таким образом, ни о какой голландской болезни речи не идёт. Рубль не настолько силён, сырьё не настолько дорогое, а главное – экономика не настолько нормальная. Высочайшая монополизация российского производства плюс не имеющие аналогов санкции убивают любые аналогии из прошлого, и сколь бы почтенный профессор их ни приводил, к реальности они отношения не имеют.

Ни в учебниках, ни в монографиях решения нашей проблемы просто нет. Зато – есть чем гордиться – наши приключения точно окажутся в учебниках и монографиях. По которым потом будут рассчитывать параметры следующих адских санкций против очередной неугодной страны.