Чисто баварское убийство, или Сто лет неизвестности
Это случилось 4 апреля 1922 года. Жители хутора Хинтеркайфек, Андреас и Цецилия Грубер, а также их дочь и внучка, были обнаружены убитыми в собственном сарае. Тела были сложены кучей прямо возле входа, небрежно забросаны сеном и прикрыты старой дверью. Позже в доме были найдены и другие обитатели хутора – и тоже мертвыми. Было очевидно, что мертвы эти люди уже давно – как выяснилось, с 31 марта. Однако соседи впоследствии клялись полиции, что на хуторе в последние дни явно кто-то жил: в окнах горел свет, а из трубы шел дым.
Кем был убийца и каковы были его мотивы, неясно до сих пор.
Нехорошее семейство
Хутор Хинтеркайфек находился, что называется, на отшибе: вокруг километры полей, рядом дремучий лес. До ближайших соседей полкилометра, до ближайшего крупного города, Мюнхена, – 70 километров. Сам хутор представлял собой несколько приземистых одноэтажных строений: дом, где жила семья, сарай и постройки, в которых держали скот. Для удобства все постройки сообщались между собой; чтобы попасть из одного помещения в другое, выходить наружу было необязательно.
Владельцы хутора, Андреас и Цецилия Грубер, были людьми довольно зажиточными: дела на ферме шли хорошо, работать в этой семье умели. Зимой справлялись своими силами, летом, во время посевных работ и сбора урожая, нанимали сезонных работников. Держали и домашнюю прислугу – которая, впрочем, в их доме никогда не задерживалась надолго. Отличались благочестивостью – регулярно посещали местную церковь. Однако соседи откровенно недолюбливали Груберов. Что было тому причиной? Возможно, вздорный характер главы семейства: Андреас был не дурак выпить и подраться, распускал руки по любому поводу – кому охота иметь дело с человеком, который в ответ на самое безобидное замечание готов подбить тебе глаз. К тому же было известно, что господин Грубер также крепко поколачивает жену и дочь.
А возможно, виной неприязненного отношения соседей были гораздо более деликатные обстоятельства. Дело в том, что у супругов была дочь Виктория. Тихая милая девушка, обладательница прекрасного голоса, она, в отличие от отца, ни с кем никогда не ссорилась, характером обладала покладистым, пела в церковном хоре. Но было одно «но»: как только ей исполнилось шестнадцать, она стала любовницей собственного отца.
Абсолютная власть
Как это произошло, сейчас установить трудно, мы можем только гадать. Наиболее правдоподобной выглядит версия, подразумевающая насилие со стороны Андреаса. В свое время он женился на женщине отменно некрасивой, старше его на пять лет, к тому же вдовой, унаследовавшей хутор от своего первого мужа; женился, скорее всего, по расчету. Супруги нажили несколько детей, но до взрослого возраста дожила лишь Виктория, остальные умерли в младенческом возрасте; увы, еще сто лет назад такое не было редкостью. И как только Виктория, что называется, расцвела, Андреас внезапно обнаружил, что, помимо постылой жены, в его полном распоряжении имеется очень даже симпатичная девушка. И он может делать с ней все, что ему заблагорассудится. И ничего ему, мужчине в самом расцвете сил, хозяину хутора и главе семейства, за это не будет.
В общем, как говорил английский историк Джон Дальберг-Актон, «власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно».
Знала ли об этой связи Цецилия, жена Андреаса? По всей видимости, да. Однако ничего не делала, чтобы это прекратить. Может, просто не находила в себе сил противостоять мужу. А может, ее все устраивало. Деньги в доме имеются, вся семья сыта, обута и одета – чего еще желать?
Завидная невеста
Как бы то ни было, в 1914 году Викторию выдали замуж.
Мужем ее стал Карл Габриэль. Семья его была далеко не такой обеспеченной, как семья Груберов; не исключено, что Карл, как когда-то его тесть, женился ради приданого. Тем более что за месяц до свадьбы родители девушки переписали на Викторию права на владение имуществом; в итоге после заключения брака три четверти Хинтеркайфека стали принадлежать Виктории, а четверть – Карлу.
Карл переехал в дом жены и, засучив рукава, принялся работать на благо хутора Хинтеркайфек. А уже через несколько недель сбежал. Точнее, вернулся в родительский дом, оставив жену.
Позже, в 1952 году, некий Георг Сигл, один из наемных работников семьи Груберов, заявит, что причиной ухода Карла стало следующее: Карл узнал, что его дорогой тесть состоит в отношениях с его же, Карла, дорогой супругой.
Мы никогда не узнаем, собирался ли Карл официально оформлять развод с женой. Через четыре месяца после возвращения в родительский дом, в декабре 1914 года, он ушел добровольцем на фронт – шла Первая мировая. В качестве домашнего адреса он указал дом своих родителей; туда же вскоре и пришло извещение о его смерти.
Так Виктория унаследовала ту четверть хутора, которая была записана на Карла. И стала официальной хозяйкой Хинтеркайфека. Дочь, Цецилию Габриэль, она родила ровно через девять месяцев после свадьбы, как и полагается добропорядочной, ничем не запятнанной немецкой фрау.
А вскоре, отправившись в церковь на исповедь, призналась священнику, что уже давно спит с собственным отцом.
Еще один жених
Вообще-то тайну исповеди нарушать не полагается, какие бы ужасы ни рассказывал исповедующийся. Однако священник Михаэль Хаас счел иначе. А может быть, просто проговорился, не сумев удержать в себе эту отвратительную тайну.
Итогом стал судебный процесс, по результатам которого Андреаса Грубера приговорили к году каторжных работ. А Викторию – к тюремному заключению длиной в месяц. Да, по тогдашним немецким законам в инцесте были виноваты оба.
Однако ни тюрьма, ни каторга на образ жизни обитателей Хинтеркайфека не повлияли. Вернувшись домой, Андреас продолжил спать с дочерью.
В 1918 году к Виктории посватался сосед Груберов – весьма зажиточный, уважаемый в округе человек Лоренц Шлиттенбауэр. Незадолго до сватовства он потерял жену – а через две недели после похорон его соблазнила Виктория. Во всяком случае, так он будет рассказывать позже: якобы молодая женщина пришла к нему за какой-то надобностью, заманила в сарай и там чуть ли не силой заставила заняться с ней любовью. А позже проделала все то же самое еще четыре раза.
Кто бы из них кого ни соблазнил, однако в итоге Лоренц как честный человек отправился в дом Груберов – свататься. К тому времени Виктория уже ждала ребенка. Роди она в те годы вне брака, это, во-первых, окончательно заклеймило бы ее в глазах сельского сообщества как непорядочную женщину, а во-вторых, явилось бы прямым доказательством того, что дедушка ребенка является также и его отцом. Проще было выйти замуж. Что же до якобы соблазненного Шлиттенбауэра, то ему нужна была новая хозяйка на ферме.
Однако Андреас Грубер наотрез отказался отдавать дочку замуж.
Какие только слухи не ходили тогда о Груберах и их дочери. Поговаривали, что Виктория коварным образом совратила невинного сорокалетнего вдовца, уже будучи беременной – чтобы прикрыть грех. Что Лоренцу нужна была не сама Виктория, а ее приданое. Что Грубер, отказывая потенциальному жениху дочери, утверждал, что и сам прекрасно может приласкать дочурку. А когда у Виктории родился сын, слабенький и болезненный мальчик Йозеф, который за неполные три года своей жизни так практически и не вырос, односельчане Груберов окончательно убедили друг друга в том, что мальчик – плод кровосмесительной связи.
Интересно, что Лоренц свое отцовство все же признал – и обязался выплачивать на содержание Йозефа алименты.
Впрочем, выплачивал он их недолго.
Очень странные дела
Началось с того, что от Груберов спешно ушла горничная. Знакомым она рассказывала, что, во-первых, видела своего хозяина ночью на сеновале, и был он не один, а с дочерью, и занимались они тем, чем отцы с дочерями заниматься не должны. А во-вторых, в этом ужасном доме творится странное – там явно водятся привидения. Что при таком образе жизни хозяев, в общем-то, и не удивительно.
Затем Виктория сообщила отцу, что видела возле хутора незнакомца, который пристально наблюдал за нею. Андреаса известие не встревожило: он и сам замечал какого-то мужчину, расхаживающего неподалеку, но особо не удивился – мало ли кто ходит вокруг.
29 марта 1922 года Андреас обнаружил, что кто-то пробрался на хутор. Были две пары следов на снегу, которые вели из леса к постройкам; был свет от факелов неподалеку от дома, слышался шум на чердаке, были налицо следы взлома. Андреас, осмотрев ферму, не нашел ни незваных гостей, ни каких-либо следов; ни в доме, ни на всем хуторе ничего из ценных вещей не пропало. Нашлась, впрочем, мюнхенская газета, которую никто в доме не выписывал. И куда-то затерялись ключи от усадьбы. Соседи, которым Андреас все это рассказал, посоветовали ему обратиться в полицию – однако не слишком удивились, когда тот наотрез отказался: господин Грубер предпочитал не доверять никому, даже полиции.
31 марта в Хинтеркайфек прибыла новая горничная – весьма оригинальная особа по имени Мария Баумгартнер. Одна нога у нее была короче другой от рождения, что сказывалось на походке; косые взгляды и шутки в свой адрес женщина воспринимала крайне болезненно, реагировала на них агрессивно – из-за чего и потеряла предыдущее место работы.
А уже на следующий день, 1 апреля 1022 года, восьмилетняя Цецилия Габриэль не пришла в школу.
Прокляты и убиты
Это никого не встревожило. Не обеспокоились местные жители и тогда, когда 2 апреля, в воскресенье, семейство из Хинтеркайфека не явилось в церковь. Соседи замечали, что на хуторе есть люди: трубы дымят, окна светятся. Правда, почтальону приходилось бросать корреспонденцию в окно – ему никто не открывал. Но и это никого не удивило: Груберы славились своей нелюдимостью.
Не удивился и мастер по ремонту двигателей, которому утром 4 апреля обитатели хутора не открыли дверь, несмотря на предварительную договоренность. Он попросту отправился в пристройку и принялся за починку двигателя. А затем отчитался о проделанной работе Лоренцу Шлиттенбауэру. Который первым заподозрил неладное: как же так, почему хутор пуст. И отправился туда, прихватив с собой четырех человек.
Вот что обнаружили визитеры.
Тела Андреаса и Цецилии Грубер, Виктории Габриэль и ее дочери, восьмилетней Цецилии Габриэль, были свалены в сарае с размозженными головами. В спальне горничной находилось тело Марии Баумгартнер. А мертвый Йозеф лежал у себя в детской, в маленькой коляске, из которой так и не вырос.
Тем же вечером на хутор прибыла полиция.
И установила следующее. Все обитатели Хинтеркайфека скончались от ударов мотыгой по голове. В доме были повсюду кровавые брызги и следы мужских ботинок. При этом ни деньги, ни ценности не пропали, что исключало убийство с целью ограбления.
На следующий день прибыли кинологи с поисковыми собаками. Собаки взяли след преступника, но потеряли его у кромки леса.
Дальнейший осмотр хутора показал, что убийца явно жил в доме в течение нескольких дней. Готовил себе еду, спал на чердаке. Кормил скотину, чтобы та не шумела. А потом исчез в никуда.
А по результатам вскрытия стало ясно, что маленькая Цецилия после нанесенной ей раны какое-то время была жива. И лежала, живая, под мертвыми телами своей матери, своей бабушки и своего деда, который, возможно, был также ее отцом. И могла бы выжить, если бы ее вовремя обнаружили и доставили в больницу.
Подозреваются все
Кто же на самом деле зверски убил жителей Хинтеркайфека?
Полиция подозревала Лоренца Шлиттенбауэра. Было известно, что ночь с 31 марта на 1 апреля он провел не дома, а в сарае – и теоретически мог отлучиться на соседний хутор. Однако позже его вторая жена решила изменить показания и заявила, что в эту ночь муж был рядом с ней. Уже после убийства Лоренца видели возле усадьбы. Но вину его так никто и не доказал.
Подозревали даже Карла Габриэля, убитого на войне. В те времена нередко бывало так, что на человека приходила похоронка, а позже он благополучно возвращался домой. Тем более что тела Карла так и не нашли. Однако и эта версия не получила подтверждения.
Расследование этой темной истории длилось долгие годы. В последний раз подозреваемых опрашивали аж в 1986 году; опросили более ста человек. Ни к какому результату это не привело.
Похоронили убитых на общественные средства – в закрытых гробах и в общей могиле. На кладбище Вайховена, где они покоятся, до сих пор стоит обелиск с их именами и цитатой из Псалтири: «Ибо Он взыскивает за кровь; помнит их, не забывает вопля угнетенных».
А хутор Хинтеркайфек в 1923 году сравняли с землей.
