Помощница председателя Хамовнического суда Виктора Данилкина Наталья Васильева, которая в начале недели рассказала СМИ о том, что приговор по второму делу ЮКОСа был навязан Данилкину Мосгорсудом, рассказала журналистам «Эха Москвы» о том, как изменилась ее жизнь после скандального интервью.
«То, что я сказала правду, я не жалею. Я очень долго с собой боролась и поняла, что я не смогу с этим жить. Я хочу, чтобы люди знали правду. Денег мне никто не платил. Это абсолютная чушь и глупость.
В первую очередь я хотела, чтобы доброе имя Данилкина не поливали грязью. Потому что во многих вещах он не виноват. Я дала интервью, приехала на работу и пришла в кабинет к Виктору Николаевичу и сказала, что я дала интервью в вашу защиту. Он сказал: «Ну, дала и дала. Я же не знаю, о чем ты там сказала». Все, после этого я уехала. Я не думаю, что та реакция, которая последовала, – это реакция самого Данилкина. Я думаю, что это навязано ему Мосгорсудом, пресс-службой. Может быть, и выше.
Я хочу, чтобы Виктор Николаевич понял меня, что я хотела, чтобы его доброе имя не пачкали. И мне очень хочется, чтобы он понял, что я это сделала искренне, что я хотела, чтобы все встало на свои места. И мне хочется, чтобы он нашел силы в себе и рассказал людям обо всем.
После интервью все абсолютно изменилось в моей жизни. Во-первых, мне очень тяжело, потому что я не ожидала такого большого внимания. И я, наверное, невольно как-то навредила Виктору Николаевичу, и еще от этого мне тяжело. Чисто эмоционально я очень подавлена.
Меня защищает ассоциация АГОРА и мои родственники. Информация СМИ о давлении соответствует действительности. Позвонил папа моего мужа и сказал, что, вот, приходили люди. Они не представились, были в штатском, требовали информацию о тебе. И так как они были в штатском, не предоставили никаких документов, информацию они никакую не получили.
Мой муж сейчас не работает, он уволился из ГУВД в апреле этого года. Как отреагировал?.. Он не отговаривал меня, но он не в восторге был от того, что я хотела сделать. Он сказал, что я тебя понимаю и буду поддерживать.
У меня есть ребенок. Я не хочу отправить их куда-нибудь из города или из страны. Я хочу, чтобы мой ребенок был рядом со мной, хотя я боюсь за свою семью.
Официально я сейчас в отпуске. Выхожу 18 марта. Сложно сказать, как это будет. Судя по тому, что произошло, вряд ли меня поняли, потому что... Наверное, это неприемлемо для внутренней организации суда. Но мне придется пойти на работу. Пока я не думала, смогу ли я работать дальше. У меня просто не хватает душевных сил об этом думать пока.
Интервью конкретно тому изданию я дала случайно. Просто в связи с тем, что я работала со СМИ, у меня просто были телефоны, и я взяла первый попавшийся телефон. Я никогда никого из СМИ не выделяла и для меня не был кто-то лучше, кто-то хуже. Просто случайно и все.
К Ходорковскому я отношусь как к обычному человеку. У меня к нему нет ни неприязни, ни любви. Я уважаю просто его как обычного гражданина и все. Если бы это было не дело Ходорковского, а какое-то другое, я все равно пошла бы с интервью.
Я готова идти дальше. Если бы не было надежды, я бы этого не сделала. Одна журналистка из тех, которые приходили на дело Ходорковского, как-то увидела мое состояние. Заходила в кабинет за документами. Нужно было ей отдать какие-то документы на аккредитацию, она хотела уточнить, подписано, не подписано (ну, какие-то такие рабочие моменты) и она увидела мое состояние. Мне уже тогда было очень тяжело. И она мне тогда сказала такую фразу, что «в этой стране нужно жить с надеждой на будущее с улучшением этого будущего, а чтобы оно улучшилось, нужно что-то делать». И как-то это у меня отложилось, наверное. Поэтому я еще пошла на это».
