В Хамовнический суд приехал бывший член совета директоров ЮКОСа Жак Костюшко-Моризе. Свидетель объяснил суду, почему считает обвинения бредом, куда поставлялась нефть ЮКОСа и как совет директоров добивался повышения прозрачности компании.
Во вторник в Хамовнический суд в качестве свидетеля защиты приехал бывший член совета директоров ЮКОСа, гражданин Франции Жак Костюшко-Моризе. За день до этого адвокаты по делу против Михаила Ходорковского и Платона Лебедева зачитывали показания свидетеля, данные им во Франции. Во время общения с адвокатами Моризе, в частности, говорил, что не хотел бы ехать в Россию давать показания в суде «по личным причинам». Во вторник личные причины, по-видимому, были преодолены, и свидетель оказался в Москве, в Хамовническом суде.
О допросе уже пришедшего в суд свидетеля ходатайствовали адвокаты. Защитники пояснили, что хотели допросить свидетеля о его работе с ОАО НК «ЮКОС». Судья ходатайство удовлетворил.
Костюшко-Моризе представился суду и отдал секретарю судебного заседания документы. Прокурор Лахтин тут же возразил, что паспорт иностранца необходимо перевести на русский язык, потому что так его «невозможно прочитать».
Судья это требование проигнорировал и поинтересовался у свидетеля, нуждается ли он в услугах переводчика. Костюшко-Моризе на русском ответил, что язык знает, но не в совершенстве, поэтому ему было бы проще давать показания на английском. Во время последующего допроса он периодически демонстрировал знание русского, цитируя Достоевского и вставляя в речь меткие фразеологизмы.
Судья попытался отложить рассмотрение дела до поиска переводчика, но адвокаты заявили, что предусмотрели эту возможность и пригласили в суд переводчика Юрия Сомова, уже участвовавшего в процессе. Когда переводчик явился, судья Данилкин попросил его помочь секретарю с правильным написанием фамилии свидетеля в протоколе судебного заседания.
Свидетель, предупрежденный об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, рассказал суду, какой деятельностью занимался. Костюшко-Моризе много лет работал в крупнейшем банке Франции Credit Lyonnais, где отвечал за работу международного подразделения, а также входил в советы директоров некоторых компаний. С ЮКОСом свидетель работал в двух ипостасях – в конце 1990-х годов банк Credit Lyonnais кредитовал российские нефтяные компании, в том числе ЮКОС, а в июне 2000 года ему предложили стать членом совета директоров компании.
На вопрос адвоката, известна ли свидетелю суть обвинения, Костюшко-Моризе ответил, что читал обвинительное заключение на русском и английском языках. «Ходорковский и Лебедев обвиняются в хищении нефти, практически в полном объеме добытой с 1998 по 2003 год, а также в легализации доходов в особо крупных размерах», -- пояснил свидетель суду. На просьбу адвокатов прокомментировать эти обвинения ответили прокуроры: Валерий Лахтин заявил, что защитники пытаются заставить свидетеля дать правовую оценку обвинению, а Вячеслав Смирнов завил, что вполне достаточно показаний свидетеля, зачитанных защитой накануне. Но судья все же разрешил свидетелю высказаться.
«Для того чтобы подытожить впечатления от обвинительного заключения, -- заявил свидетель через переводчика, -- я бы хотел процитировать Федора Достоевского». Тут Костюшко-Моризе неожиданно перешел на русский: «Эти обвинения для меня бред. Это бред сивой кобылы».
Цитата классика в зале судебных заседаний вызвала предсказуемое возмущение гособвинителей. Прокурор Лахтин вскочил с места и потребовал, чтобы судья объяснил свидетелю, что он оскорбляет суд и прокуроров.
Костюшко-Моризе заявил, что считает для себя честью выступать в российском суде, и продолжил комментировать обвинение. «Конечно, я хочу оставаться вежливым. Но мой долг как свидетеля говорить искренне и откровенно. Именно это я собираюсь сделать. Как бы я ни пытался взглянуть на эти обвинения, они мне кажутся одним и тем же – ерундой. И с финансовой точки зрения…» -- начал было свидетель, но прокурор Лахтин перебил его. «Я прошу прекратить анализ обвинительного заключения», -- встал на защиту документа прокурор. Ходорковский ответил за свидетеля, уточнив, что тот призван комментировать факты, имеющиеся в обвинительном заключении, в соответствии с собственными знаниями о них. Костюшко-Моризе продолжил.
«Что касается фактов, я должен сказать, что, с какой бы точки зрения я на них ни посмотрел, они мне кажутся абсурдными. Они противоречат моей личной логике, здравому смыслу и тем фактам, которые известны мне», -- заявил свидетель.
Свидетель рассказал, что в 1990-х годах Россия считалась страной с высоким уровнем риска. Здесь работало не более 40 зарубежных банков, кредитованием нефтяной области занимались всего пять-шесть компаний, в том числе Credit Lyonnais. Банк ставил строгие условия для компаний, которым выдавались кредиты. Работа велась только с руководством, заем представлялся материнской компании и погашался покупателем за границей. «Мы никогда не давали ни гроша («ни гроша» свидетель выделил по-русски. – Infox.ru) ни одной компании, в том числе «Газпрому», у которого не было зарубежных контрактов», -- заявил Костюшко-Моризе. Такие условия, по его словам, ставили все банки – в противном случае они теряли деньги и выбывали из бизнеса.
Такая практика, по словам свидетеля, давала плоды. Во всяком случае, во время дефолта 1998 года, когда Россия заявила о невозможности выполнить долговые обязательства, российские клиенты Credit Lyonnais с долгами расплатились.
Суммы, которые ходили между банком Credit Lyonnais и ЮКОСом, по словам свидетеля, исчислялись миллионами долларов. В 2000 году сотрудничество между ними прекратилось, потому что у ЮКОСа появились собственные средства, и в займах нефтяная компания больше не нуждалась. «Я хочу подчеркнуть. Причина, по которой мы получали назад наши ссуды, была в том, что нефть была поставлена, иначе покупатели не вернули бы нам деньги», -- пояснил Костюшко-Моризе. А раз нефть получали покупатели, она не могла быть похищена.
Но прокурору Лахтину логика свидетеля не понравилось, и он потребовал не давать Костюшко-Моризе возможности комментировать обвинение.
Свидетель же объяснил суду, что дочерние компании не могли получать кредиты под экспортные поставки, все западные банки работали исключительно с головными офисами. Вопрос об этом возник потому, что прокуроры не раз намекали, что дочкам ЮКОСа было гораздо выгоднее самим продавать нефть на экспорт, а не поставлять их по внутрикорпоративным ценам материнской компании. А покупка ЮКОСом нефти у собственных дочек по внутрикорпоративным ценам как раз и квалифицируется обвинением как хищение.
Ведущий допрос адвокат Лебедева Константин Ривкин, следуя логике обвинения, уточнил: «А если кредит дается материнской компании, а поставки осуществляет дочерняя – это нормально?». Но прокурор Лахтин вскочил с требованием задавать вопросы, более близкие к обвинительному заключению. «Еще ближе?» -- удивился адвокат.
Когда свидетелю вновь дали слово, он объяснил, что юридическая связь у банка была с материнской компанией, а кто осуществлял поставки, значения не имело. Костюшко-Моризе также пояснил, что головная компания имеет право давать указания дочерним, в том числе в части ценообразования. Так, по словам свидетеля, действуют нефтяные компании во всем мире.
Свидетель рассказал и про свою деятельность в составе совета директоров ЮКОСа. Он участвовал в совете директоров компании с июня 2000 по декабрь 2004 года. «Когда мы поняли, что не можем помочь компании, мы покинули совет директоров. Все иностранцы, которые там находились. Мы не хотели, чтобы у рынка создавалось впечатление, что, раз мы остаемся, у компании все нормально», -- объяснил Костюшко-Моризе.
Членами совета директоров были независимые западные директора – люди, не заинтересованные в деятельности ЮКОСа. Привлечение независимых иностранных участников было нужно для того, чтобы сделать работу компании более прозрачной. Костюшко-Моризе, по собственным словам, в совете директоров занимался отстаиванием прав миноритарных акционеров, при этом конфликта с мажоритарными акционерами у него не возникало.
Адвокат Ривкин решил опередить прокурора Лахтина и задал свидетелю вопросы, которые обычно интересуют гособвинителя: «Вы за работу в совете директоров деньги получали?». Костюшко-Моризе объяснил, что, когда он соглашался на участие в совете директоров, вопрос оплаты не поднимался, хотя впоследствии выяснилось, что все члены совета получают вознаграждение – сначала в размере $35 тысяч в год, потом оно было увеличено.
Ривкин продолжил лишать Лахтина его любимых вопросов: «Факт того, что вам платили деньги, влиял как-то на вашу независимость? Простите, но наши процессуальные оппоненты очень интересуются этими вопросами». Свидетель усмехнулся и ответил: «Разумеется, нет». «Когда я согласился быть членом совета директоров, я вообще не думал, что будет какая-то оплата. В течение года я тратил две недели на эту работу. За это время я мог бы заработать больше денег», -- заявил Костюшко-Моризе. По словам свидетеля, это совсем не та сумма, на которую можно обменять профессиональную репутацию.
Свидетель добавил, что подсудимые никогда не предлагали ему сделать что-то сомнительное с точки зрения закона. Напротив, его работа была направлена на повышение прозрачности компании. После образования независимого совета директоров, по словам Костюшко-Моризе, ЮКОС первым среди российских нефтяных компаний начал публиковать консолидированную финансовую отчетность по международным стандартам.
На протяжении всего допроса прокурор Лахтин перебивал свидетеля, вступал в дискуссию с адвокатами, а судья Данилкин с трудом его останавливал. В конце заседания гособвинитель сообщил о намерении сделать заявление, которое неожиданно переросло в ходатайство, за что получил замечание от судьи. А Константин Ривкин последним вопросом попытался узнать у свидетеля, что во Франции делают с прокурором, который не дает говорить выступающему свидетелю. Судья провокационный вопрос снял, а продолжение допроса перенес на среду.
