Полная версия последней статьи экономиста Егора Гайдара «Кризис и Россия», опубликованной в журнале «Экономическая политика» Академии народного хозяйства при правительстве России.
В журнале «Экономическая политика» уже публиковались мои статьи о влиянии цикличности мирового экономического роста на российские экономику и политику. Анализировать незавершившийся экономический кризис -- занятие, опасное для профессиональной репутации. Тем не менее влияние кризиса на жизнь страны слишком серьезно, чтобы можно было оставить анализ происходящего экономическим историкам будущего.
Институт экономики переходного периода подготовил и опубликовал две книги о влиянии процессов замедления мирового экономического роста на Россию. Всемирный банк в ноябре 2009 года представил книгу, посвященную воздействию кризиса на экономики с развивающимися рынками. Первоначально она была задумана как книга о двадцатилетии переходного периода, но острота проблем, порожденных кризисом, заставила авторов пересмотреть приоритеты.
Глобальный экономический кризис, особенно столь глубокий, как нынешний, -- процесс динамичный. Экономическая конъюнктура меняется, прогнозировать ее непросто. Позволю себе еще раз обратиться к вопросу о том, как происходящее в мировой экономике влияет на Россию.
Для большей части экспертного сообщества экономический кризис стал полной неожиданностью, его не удалось предсказать. Это не следствие недостаточных усилий или низкой квалификации экономистов. Скорее, это закономерный результат коренных изменений в мировой экономике, которые возникли еще на рубеже XVIII-XIX веков. Саймон Кузнец назвал их современным экономическим ростом. Ныне экономика мира быстро (и часто непредсказуемо) меняется. За ускорением темпов роста душевого ВВП, связанными с ним изменениями социальных показателей следуют новые вызовы. Один из них -- влияние цикличности экономического развития отдельных стран -- лидеров экономического роста на ситуацию в мировой экономике в целом. Другой -- трансформация (прежде всего глобализация) мировой финансовой системы, определившая природу кризисов последнего времени.
Бреттон-Вудсская система, сформированная в 1944 году, оказалась неустойчивой. Она предполагала высокий уровень ответственности страны, обладающей доминирующей мировой резервной валютой, -- США -- за качество своей бюджетной политики. На фоне экспансии социальных обязательств, войны во Вьетнаме, ослабления денежной политики сохранить уровень доверия к доллару, сопоставимый с доверием к золоту до Первой мировой войны, не удалось.
С начала 1970-х годов, после отказа властей США от обмена долларов на золото по фиксированной цене, в мире фактически установился новый денежный режим. Хотя формально Бреттон-Вудсская система не была отменена, ее основные характеристики серьезно изменились. Теперь она основана на плавающих курсах ведущих мировых валют, на открытых каналах перетока капитала. Эта организация финансового мира возникла недавно, ее устройство неясно. Число доступных для анализа точек, позволяющих понять, как она работает, ограничено.
Природа периодов замедления экономического роста в странах -- лидерах экономического роста в первые десятилетия после Второй мировой войны в целом была понятной. Происходившее в Америке во многом определяло экономическое положение всех стран мира, поскольку роль США в мировой экономике в то время была доминирующей.
Серьезную роль в развитии экономической ситуации в мире играли экспансия государственных обязательств США, ослабление денежной политики, увеличение темпов инфляции, за которыми следовали антиинфляционные меры, повышение уровня безработицы, а затем новое ослабление бюджетной политики.
После открытия многими странами рынков капитала, глобализации мировой экономики стало еще сложнее прогнозировать изменения конъюнктуры, в том числе кризисы. Квалифицированные эксперты, работавшие в 1990-е годы в казначействе США, в Международном валютном фонде, до последнего момента не ожидали ни мексиканского кризиса 1994 года, ни кризиса 1997-1998 годов, начавшегося в Юго-Восточной Азии и затем распространившегося на страны СНГ, Латинской Америки.
В конце 1990-х -- начале 2000-х годов были опубликованы работы, в которых высказывалась озабоченность быстрым ростом курсов акций высокотехнологичных компаний США. Но мало кто предполагал, что крушение «мыльного пузыря» станет поводом для рецессии в США и для замедления глобального экономического роста.
Удар по американской экономике, нанесенный крахом рынка высокотехнологичных акций, был усилен экономическими последствиями террористических актов, совершенных 11 сентября 2001 года.
Прогнозировать сочетание подобных событий практически невозможно. Между тем замедление темпов роста американской экономики серьезно сказалось на происходившем в мире.
Кризис 2008-2009 годов для ведущих международных финансовых институтов также оказался неожиданностью.
Разумеется, это не означало, что никто из специалистов не обращал внимание на накапливающиеся в Юго-Восточной Азии проблемы (см., например: Krugman P. The Myth of Asia’s Miracle // Foreign Affairs. 994. Vol. 7 . P. 6 -78). Однако и рынки, и большая часть экспертного сообщества в вероятность глубокого кризиса Юго-Восточной Азии не верили.
В конце 2007 -- начале 2008 годов было широко распространено мнение, что рецессии в Америке не будет, а если она и случится, то не окажет серьезного влияния на происходящее в мире, что продолжится динамичное развитие мировой экономики. Еще в конце лета 2008 года многие в России были убеждены в том же.
Эти надежды оказались призрачными. Осенью 2008 года, когда обанкротился банк Lehman Brothers, а Национальное бюро экономических исследований США объявило, что американская экономика с конца 2007 года находится в состоянии рецессии, пришло осознание того, что мы, видимо, столкнулись с самым глубоким кризисом мировой экономики со времен Великой депрессии.
В январе 2009 года известный американский экономист Н. Рубини, одним из первых заговоривший о вероятности глубокого экономического кризиса, писал, что Соединенные Штаты наверняка переживают сильнейшую рецессию за последние десятилетия, что высока вероятность глубокого продолжительного снижения производства, которое продлится, по меньшей мере, до конца 2009 года, что даже в 2010 году экономическое восстановление может быть крайне слабым -- однопроцентный или близкий к этому рост. Позже его прогнозы стали более пессимистичными. Он говорит о вероятности того, что рецессия продлится до конца 2010 года.
Реакция американских денежных властей на происходящее была быстрой и энергичной. Базовая процентная ставка была резко снижена. Однако возможности ослабления денежной политики в условиях кризиса не безграничны. К январю 2009 года они оказались исчерпанными. Это заставило американские власти все в больших объемах использовать бюджетные стимулы увеличения совокупного спроса. Но и возможности маневра в бюджетной политике тоже не безграничны. Об этом свидетельствует быстрый рост отношения государственного долга США к ВВП.
Россия столкнулась с вызовами, порожденными глобальным экономическим кризисом, в своеобразных условиях. В конце 1980-х -- большей части 1990-х годов наша страна переживала тяжелые последствия банкротства и краха советской экономики. Лишь к концу 1990-х годов, когда были созданы основные институты частной и рыночной экономики, когда участники экономического процесса к ним приспособились, в стране начался экономический рост. Прерванный на короткое время кризисом 1998 года, этот рост продолжался в целом десять лет. Была обеспечена финансовая стабильность, бюджеты сводились с профицитом. Серьезной проблемой стали высокие темпы роста золотовалютных резервов. Для денежных властей это осложнило проведение антиинфляционной политики. Легко понять, как на этом фоне формировалась атмосфера агрессивного оптимизма, хорошо видимого из официальных документов начала -- середины 2000-х годов.
Однако некоторые уроки из краха советской экономики были извлечены. В конце 2003 года принято решение о создании Стабилизационного фонда, позднее преобразованного в Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Бюджетная политика оставалась консервативной. Бюджет был разделен на две части, одна из которых не зависима от конъюнктуры нефтегазового рынка, а другую формировали нефтегазовые доходы. Был установлен верхний предел субсидий, предоставляемых общему бюджету от нефтегазовых доходов.
Снижение темпов глобального экономического роста оказало влияние на российскую экономику по двум основным каналам. Это, во-первых, снижение спроса на важнейшие сырьевые товары, составляющие основу экспортного потенциала России, и связанное с этим снижение цен на них. Во-вторых, изменение направления потока капитала.
Реакция российских властей на кризис запоздала на 6-9 месяцев. Она была разумной, но асимметричной по отношению к экономической политике стран, обладающих резервными валютами: не снижение, а повышение процентной ставки, снижение обменного курса национальной валюты по отношению к доллару.
Причины асимметричной реакции процентной политики в России на кризис относительно того, что делалось в крупнейших мировых экономиках, в первую очередь в США и Евросоюзе, понять нетрудно. Рубль не является мировой резервной валютой, и потому возможности ослабления денежной политики у России были ограниченными. В условиях оттока капитала с развивающихся рынков и сохраняющейся высокой инфляции важнейшими задачами были сохранение золотовалютных резервов и торможение инфляционных процессов.
На фоне изменившейся конъюнктуры ситуация с бюджетом радикально ухудшилась.
Сказались и резкое падение налогов на добычу полезных ископаемых и экспортных пошлин, наиболее тесно связанных с конъюнктурой сырьевых рынков, и неготовность властей в кардинально изменившихся условиях осуществить меры, направленные на ограничение бюджетных расходов пределами финансовых возможностей государства.
Однако отказ от активно обсуждавшихся на высоком уровне мер по снижению ставок или изменению структуры налогов, в наименьшей степени зависящих от цен на нефть (НДС, налог на доходы физических лиц), позволил избежать бюджетной катастрофы. В условиях изменения внешнеэкономической конъюнктуры именно эти налоги остались базой стабильности бюджета.
В результате принятых мер, в первую очередь повышения процентной ставки, существенного снижения курса рубля к корзине основных резервных валют, начиная с середины января 2009 года удалось остановить падение международных резервов.
Другими следствиями изменения финансовой и денежной политики стали снижение темпов инфляции, стабилизация курса национальной валюты и предотвращение банковской паники.
Пока Россия сумела избежать развития кризиса по катастрофическому сценарию, напоминающему то, что происходило и происходит в Латвии или на Украине.
Плата за сохранение финансовой стабильности оказалась немалой. Развитие событий в 2008-2009 годах наглядно показало, насколько своевременным было решение о создании Стабилизационного фонда. Наличие Резервного фонда и Фонда национального благосостояния до последнего времени обеспечивало адаптацию российского бюджета к условиям резко снизившихся доходов от НДПИ, налога на прибыль и экспортных пошлин.
Кризис нанес тяжелый удар по реальному сектору российской экономики. Естественно, это не могло не сказаться на доходах населения, а также на ситуации на рынке труда.
На фоне падения реальных доходов населения, роста безработицы реакция общества на вызовы, связанные с кризисом, была по международным стандартам спокойной. Число лиц, участвовавших в забастовках, близко к нулю.
О причинах такой реакции на кризис и о степени ее устойчивости говорить пока рано. Можно лишь сформулировать гипотезу. Общество, пережившее глубокий социально-экономический кризис, связанный с крахом Советского Союза, понимает происходящее лучше, чем граждане тех стран, которые на протяжении многих десятилетий были стабильными и процветающими. Однако иллюзий быть не должно. Подобное спокойствие в условиях кризиса не вечно. Как показывает опыт Советского Союза, при резком ухудшении экономического положения поддерживать спокойствие в обществе трудно, даже при хорошо организованной пропаганде. Раньше или позже, если ничего не менять, люди могут выйти на улицы со словами, подобными тем, что звучат в знаменитой песне В. Цоя: «Мы ждем перемен!» Вопрос лишь в том, будут ли эти перемены упорядоченными, постепенными и ненасильственными, или мы столкнемся с угрозой новой революции. Второго сценария необходимо избежать. России достаточно революций, которые мы пережили в прошлом веке.
Для выработки экономической политики нашей страны важен ответ на вопрос: насколько продолжительным будет кризис? Каким будет его влияние на среднесрочные перспективы экономического роста, на финансовую ситуацию в мире?
Есть эксперты, считающие, что дно кризиса уже пройдено, что принятые в США, Евросоюзе, Китае беспрецедентные по масштабам за последние десятилетия меры по стимулированию совокупного спроса позволили переломить тенденцию к снижению объемов производства, создали предпосылки восстановления экономического роста.
Возможно, эта гипотеза верна. После принятия в США пакета антикризисных мер ситуация на фондовых рынках, рынках сырья начала постепенно улучшаться.
Если поверить в то, что дно кризиса пройдено, то при выработке экономической политики в странах, зависимых от конъюнктуры сырьевых рынков, можно изменить приоритеты: ослабить бюджетную политику, принять масштабный пакет мер по стимулированию спроса, финансированию инфраструктурных проектов. Применительно к России речь идет о решениях, связанных с расходованием десятков и сотен миллиардов долларов. Нетрудно понять: когда речь идет о таких деньгах, за подобными предложениями стоят серьезные интересы.
Принятие этих решений на некоторое время позволило бы улучшить динамику ВВП. Однако их опасно принимать до того, как появятся признаки устойчивого улучшения ситуации в ведущих экономиках мира. Эксперты спорят о том, будет ли динамика темпов экономического роста принимать на графиках форму латинских букв U, W, L, то есть будет ли период падения краткосрочным, сменится ли он быстрым восстановлением роста, будет ли он «двудонным», с двумя минимумами, или кризисом, за которым не последует восстановление экономического роста. У каждой стороны в этом споре есть свои аргументы, но это недоказанные гипотезы.
То, что у кризиса может быть вторая волна, которая придется на первую половину 2010 года, широко обсуждается в экспертном сообществе. Неясно, насколько глубоки проблемы в банковской системе Европейского союза.
Крупнейшим корпорациям в 2010 году предстоят значительные выплаты по бумагам с фиксированной доходностью. Удастся ли их осуществить в условиях напряженности на рынке кредитных ресурсов, покажет время.
Китай предпринял энергичные усилия по стимулированию спроса. Если в конце 2007 года китайское руководство избрало борьбу с инфляцией в качестве важнейшего приоритета и было готово для решения этой задачи пойти на замедление темпов экономического роста, то в 2008 году экономическая политика КНР изменилась. Приоритетом стало поддержание темпов экономического роста и борьба с безработицей.
Китайские власти выбрали такой же вариант макроэкономической политики, какой использовала американская администрация для борьбы с рецессией в 2001 году. Предсказать, не обернется ли такая политика кризисом «мыльного пузыря», сложно.
Масштабы проблем финансовых и банковских систем других стран с развивающимися рынками также оценить непросто. К моменту, когда эта статья была представлена в редакцию, нельзя было точно сказать, в какой степени риск дефолта по гарантированным государственным обязательствам с фиксированной доходностью Дубая может сказаться на других рынках, по образцу того, что произошло в 1997-1998 годах в Юго-Восточной Азии. К тому же Дубай не единственная важная для устойчивости финансовых систем страна с развивающимся рынком, которая может столкнуться с трудностями в выполнении своих финансовых обязательств.
Экономическая статистика США последних месяцев противоречива. Она не дает оснований для уверенности в том, что крупнейшая экономика мира находится на пути устойчивого выздоровления.
В одной из последних работ экспертов Всемирного банка, посвященных кризису, авторы отстаивают тезис, что даже при восстановлении роста мировой экономики в 2010 году в среднесрочной перспективе рост будет более медленным, чем в предшествовавшие нынешнему кризису годы.
Все сказанное выше может показаться слишком пессимистичным. Однако опыт нашей страны показывает, что риски подобного развития событий учитывать необходимо.
Смягчение денежной и бюджетной политики является заведомо популярной мерой. Когда -- и если -- появятся очевидные свидетельства оздоровления мировой экономики, устойчивого роста спроса на основные экспортные товары России, сделать это будет нетрудно. Однако принимать подобные решения в условиях сохраняющейся неопределенности -- ошибочно.
Очевидный краткосрочный приоритет -- антикризисные меры. Вместе с тем нынешний экономический кризис еще раз выявил уязвимость отечественной экономики, степень ее зависимости от факторов, которыми мы не можем управлять. Это ставит на повестку дня вопрос о диверсификации экономики как о важнейшем приоритете (если не сводить дело лишь к вложению государственных денег в крупномасштабные проекты, которые не всегда дают отдачу и тем более редко дают ее в странах, государственный аппарат которых поражен коррупцией). О необходимости диверсификации экономики говорят уже два десятилетия. Эта задача была поставлена еще в первой правительственной программе углубления экономических реформ (лето 1992 года). Но воз и ныне там. Может быть, нынешний кризис заставит нашу власть, элиту, весь народ наконец-то всерьез приняться за дело?
Цены на сырье колеблются в широком диапазоне, их трудно прогнозировать, тем более управлять ими. Конечно, страна, где о гарантии частной собственности или о независимой и справедливой судебной системе говорить трудно, всегда найдет охотников инвестировать в нефть и газ. Когда же речь идет о высокотехнологичных отраслях экономики, ситуация иная. Здесь гарантии прав собственности, эффективная судебная система, некоррумпированный государственный аппарат -- необходимые предпосылки того, чтобы и отечественный, и международный капитал вкладывал в них деньги. Сказать об этом легко. Создать такие предпосылки сложнее. Но это та задача, которую нам придется решать, если мы хотим добиться долгосрочного устойчивого развития российской экономики.
Кризис -- это период турбулентности, неопределенности. Принимая в этих условиях решения по ключевым вопросам экономической политики, можно сделать ошибки, получить результат, обратный желаемому. Кризис похож на шторм. На парусном флоте во время шторма принято спускать паруса и ложиться в дрейф. Об этом полезно помнить, принимая решения сегодня. Но история последних двух веков показывает -- кризисы, даже такие тяжелые, как Великая депрессия или нынешний кризис, раньше или позже заканчиваются. Уже сегодня надо думать о том, как обеспечить конкурентоспособность отечественной экономики после кризиса.
Мир после кризиса будет более жестким, чем в начале 2000-х годов. Российским компаниям придется конкурировать с теми корпорациями, которые выживут, а значит, сумеют провести реструктуризацию производства, сконцентрировать его на наиболее эффективных предприятиях и видах деятельности, сократить численность занятых, повысить производительность труда, качество и конкурентоспособность производимой продукции. Если не сделать то же самое в России, конкурировать на этом рынке будет непросто. Отсюда два вывода для российской долгосрочной экономической политики.
Первый. По меньшей мере не мешать российским компаниям действовать так же, как выжившим после кризиса корпорациям, готовиться к конкуренции в жестком, посткризисном мире, приспосабливать к решению этой задачи социальную политику.
Второй. Сделать важнейшим приоритетом создание в России конкурентоспособного сектора инновационной экономики.
Скептики могут сказать, что эту задачу в России не удавалось решить никогда -- ни при царском режиме, ни при коммунистах, ни после краха Советского Союза (военно-промышленный комплекс -- это лишь исключение из правила). Но это отнюдь не значит, что задача эта принципиально неразрешима. Ни Финляндию, ни Южную Корею, ни Тайвань в 1950-х годах нельзя было отнести к странам с развитой инновационной экономикой. За последние 60 лет в мире накоплен богатый опыт политики, направленной на поддержку инновационной экономики. И многие из этих программ оказались успешными. Этот опыт нельзя копировать буквально. Программы поддержки инновационной экономики были специфическими, приспособленными к местным реалиям. Применительно к России этот опыт свидетельствует о том, что важнейшей предпосылкой успеха такой политики является внесение изменений в законодательство (налоговая система, бюджетное законодательство, регулирование патентных прав, облегчение условий внешнеэкономической деятельности для всех, кто связан с инновационной экономикой).
Эти меры должны быть дополнены созданием эффективной инфраструктуры поддержки инновационной деятельности. Речь идет об активной государственной политике по созданию бизнес-инкубаторов, ориентированных на инновационную экономику, венчурных фондов, по стимулированию заинтересованности банковской системы в инновационно ориентированных кредитах.
Инновационная экономика по природе своей во многом отлична от обычной. Здесь велик риск неудач. Но в случае успеха результаты могут превосходить ожидавшиеся не в разы, а на порядки. Именно поэтому государственная экономическая политика в этой сфере не может быть стандартной. Она требует инновационных решений. От того, в какой степени России в ближайшее десятилетие удастся продвинуться в этом направлении, во многом зависит и то, в каком положении наша страна подойдет к следующему глобальному мировому кризису, и долгосрочные перспективы ее развития.
