Стоячими овациями приветствовала публика хор и оркестр Римской оперы, исполнившие на сцене Мариинского театра «Набукко» Верди. Опера, подарившая итальянцам их неофициальный гимн – хор Va’pensiero – триумфально открыла Год Италии в России.
В этот вечер в Мариинке обошлись без торжественных речей. Музыка Верди и впрямь говорит сама за себя, представительствуя от имени всего итальянского народа. «Слепленная из золота и грязи, желчи и крови», как писал по поводу «Набукко» Жорж Бизе, величественная и пафосная хоровая фреска, прослоенная патетическими ариями, возникала здесь и сейчас, во всем своем звуковом торжестве. Хотя римляне привезли не полноценный спектакль, а лишь концертное исполнение.
Риккардо Мути в Петербург не приехал, сославшись на болезнь. Это обидно: всего две недели назад он блестяще дирижировал премьерой «Набукко» в Римской опере. То был особенный день для итальянцев: 12 марта исполнилось 150 лет со времени первого заседания Национального собрания объединенной Италии (куда, между прочим, входил и сам Джузеппе Верди) и римская премьера была посвящена этому событию. Хор Va’pensiero («Лети, златокрылая мысль…»), обретший во времена Рисорджименто статус гимна борцов за свободу и независимость, в Риме исполнили дважды.
Прекрасная и потерянная
Когда смолкли, наконец, громовые овации зала, Мути обернулся и произнес: «Да, хор поет Viva Italia. Но, раз уж мы у себя дома, давайте говорить начистоту. Хор Va’pensiero в былые времена был политическим символом. Я не политик, но могу сказать, если наше правительство и далее продолжит убивать нашу культуру, то Италия действительно станет si bella e perduta – прекрасная и потерянная. Хор спел красиво. Если вы хотите, чтобы мы его повторили, то присоединяйтесь, давайте все вместе споем Va’pensiero еще раз!» Зал поднялся.
Впечатляющая манифестация духовного единения на почве музыки Верди спустя две недели повторилась в Петербурге. На сцене Мариинки, где опера была поставлена впервые еще в 1851 году, итальянские гости спели с тем же окрыляющим подъемом и страстностью, что пели дома. Сопротивляться их вдохновляющему напору было невозможно. Хор Va’pensiero шумно бисировали и снова повторили посреди третьего акта. А после окончания концерта, его опять пели на «бис», вот только в Петербурге подпевали мало -- слов никто не знал.
Больше опер не писать!
Такова сила музыки Верди. Ранняя, третья по счету, его опера на библейский сюжет об ассирийском царе Навуходоносоре (4-я книга Царств) и гонимых евреях стала переломной в его творческой биографии.
После провала первых двух опер Верди твердо решил больше опер не писать. Вмешался случай: он случайно выронил либретто Темистокле Солера и манускрипт открылся именно на той странице, где был текст хора пленных иудеев. Текст воспламенил воображение автора: с него Верди и начал сочинять «Набукко».
Мечтание пленных евреев о Земле обетованной современники Верди воспринимали как мечту об объединенной Италии: хор распевали на улицах, шли в бой с его мелодией на устах. А Верди, между тем, именно в «Набукко» открыл для себя архетипические образы женщин-соперниц, и матрицу любовного треугольника, легшую в основу многих его опер. Противостояние двух принцесс -- кроткой Фенены и властной Абигайль, голубицы и тигрицы, позже в разных вариациях встречается и в «Аиде» (Аида -- Амнерис), и в «Доне Карлосе» (Королева Елизавета -- Принцесса Эболи). И везде Верди играет на тембровом контрасте двух женских голосов, драматического сопрано и меццо. А партии жрецов и прочих священнослужителей почти всегда отданы басам. В «Набукко», к примеру, партия первосвященника Захарии тоже написана для баса, с экстремально низкими нотами. В ансамбле певцов Римской оперы такой бас был: Дмитрий Белосельский – запомните это имя. Именно его выступление стало главным открытием вечера в Мариинке.
Интернациональный состав национальной оперы
В концертном исполнении на сцене Мариинского театра пел практически тот же интернациональный состав, что фигурировал на премьере в Риме. Заменен был лишь один солист: вместо маститого Джованни Меони центральную партию Набукко спел уругваец Дарио Солари. Замену произвели накануне, Солари оказался неплохим баритоном – но не более того. Он уже пел в этом спектакле, видимо, во втором составе, так что партию знал. Но по певческому уровню Солари заметно выбивался из ансамбля. В его баритоне не чувствовалось «мяса» -- сочной, плотной фактуры, что так важна для партии Набукко: воинственного царя, неукротимого и яростного. Голосоведению Солари не хватало непринужденной свободы. Он не то чтобы звучал некрасиво, но некоторая зажатость в нем определенно чувствовалась.
Зато остальные солисты пели весьма достойно. Лучше всех оказался русско-украинский бас Дмитрий Белосельский, недавно принятый в труппу Большого театра. Статный блондин с правильными чертами лица и величавыми манерами, он приковывал к себе всеобщее внимание. Почти бас-профундо – бархатистый, глубокий, благородного тембра, с необъятным и прочным нижним регистром. Веско спел все три своих арии, включая знаменитое «пророчество Захарии». Белосельский -- находка для Римской оперы. Театр, работающий по системе stagione, повсеместно принятой в Италии, с приходом туда Риккардо Мути заметно активизировался. Похоже, в скором времени в Римскую оперу будут ездить наравне с La Scala.
Впечатляющее, пронзительно-звонкое и светлое сопрано Эрики Гримальди (Анны) стало еще одним приятным открытием вечера. Во второстепенной роли она смотрелась ярче и выигрышнее, чем турчанка Эзги Кутлу, премило, впрочем, спевшая партию Фенены; и темпераментная Виктория Ченска – Абигайль со своим огромным, но слегка шатающимся драмсопрано.
Но главным сокровищем концертного исполнения «Набукко» стал, конечно, хор Римской оперы. Такого потрясающе мощного, слитного, точного в полифонических изводах хора, культивирующего приподнято-патетический, аффектированный стиль, давно не приходилось слышать. Вот в чем главное достоинство итальянцев: они не чураются открыто эффектного, броского, сознательно театрального исполнения. Предельные контрасты звучностей, беспрестанная игра нежнейшего пианиссимо и внезапно разражающегося фортиссимо делают их исполнение по-настоящему волнующим.
Подобно ревущему водопаду обрушивалось хоровое звучание на словах: «Как саранча падут на землю предатели!» -- вскипая волной после тишайшего «O, mia Patria!». За эти минуты хорового торжества -- отдельные комплименты главному хормейстеру Роберто Габбиани.
За пультом оркестра Римской оперы стоял Никола Пашковски – он оправдал ожидания на все двести процентов. Мути заприметил его в 2009 году, на фестивале в Равенне, и пригласил на постановку «Трубадура». Манера Пашковски – гипертрофированно-властная, уверенная, почти диктаторская, явно импонирует Мути – не самому, кстати, бесконфликтному и кроткому дирижеру. Впрочем, Пашковски, пока еще только пробивается в первые ряды мировой дирижерской элиты. Его предыдущая карьера развивалась почти исключительно внутри Италии. Однако, судя по мощной харизме и снайперски точному жесту, его ждет блестящее будущее. Недаром же Кшиштоф Пендерецки пригласил его на концерт-открытие Фестиваля Бетховена в Варшаве.
