Рядом с Нью-Йорком появилась космическая «капля». Патриарх пробует ЛСД; в M&M’s обнаружены порочные ингредиенты; инопланетяне требуют запретить День победы, -- в ночных анекдотах из спектакля «Комедия». А так же разговор «на троих» о новом театре корреспондента Infox.ru Аллы Шендеровой с Иваном Вырыпаевым и соавтором многих его постановок, режиссером Виктором Рыжаковым. Infox.ru представляет третью часть проекта «Ночи с Иваном Вырыпаевым», сделанного по мотивам «Театральной бессонницы», прошедшей с 12 на 13 февраля в «Центре на Страстном».
Из чего состоит «Кислород»
Иван Вырыпаев: «Кислород» - это Театр.doc, смешанный с Гришковцом и с Лыковым, плюс потребность времени.
Виктор Рыжаков: Это новая тональность общения, которую нужно было закрепить каким-то очень точным попаданием. Используя слова Пины Бауш, это был «поиск новой искренности». «Кислород» - это была совершенно новая тональность. Теперь все говорят, что сразу Ваню оценили. А на самом деле мы так сложно начинали – целый год ждали своего зрителя.
И.В.: Сейчас это воспринимается как некий безусловный хит, а мы сидели в театре и обзванивали своих друзей: придут или нет? Там и так 50 мест, но мы каждый раз не знали, соберем ли народ. Так было год. Потом мы получили какие-то премии, про нас стали писать.
- Со стороны это воспринималось иначе. Когда вышел «Кислород», я была очень далеко от Москвы, но, читая отзывы, поняла, что в театре что-то произошло...
И.В.: Обычная история - передовые журналисты уже пришли и написали, а зритель в Театр.doc еще не пошел.
В.Р.: Тогда doc только начинался, там уже были интересные спектакли, но нужен был такой текст - пронзительный, все аккумулирующий. Кто-то потом назвал это манифестом поколения. Сегодня говорят: а, ну понятно, это как «Кислород». Или: с «Кислорода» же все началось. Новый театр должен был как-то обозначиться - не это, так что-то другое должно было родиться, став символом нового движения. Иван обозначил свое поколение, все время обращался к людям своего возраста. И это было очень адресное попадание. Деление на поколения условно, но все же первыми его услышали люди того же поколения. Я помню, как молодежь стала приходить и убиваться в нашем маленьком зальчике, но все это случилось только на второй год жизни спектакля. Причиной было сарафанное радио, а не то, что мы получили какие-то премии и признание сверху.
И.В.: На тех, кто приходил к нам, эти премии не действуют. К нам ведь пришли люди, которые до того в театр не ходили, и это я считаю нашим главным достижением.
В.Р.: Эти люди не ходят в другой театр. Они не говорят, что он плохой. Это как про одежду: эти вещи неплохие, но не из моего гардероба. "Кислород" Вырыпаева пришелся им впору! Они выбрали свой гардероб.
- Ну, хорошо, сейчас у вас есть свой зритель, который понимает, что театр, который делаете вы – для него. Как долго это может длиться?
И.В.: Пока что это находится в развитии, нарастает как снежный ком. Мы-то с Витей на самом деле в очень комфортной ситуации. Мы делаем, что делаем, а есть люди, которые это продвигают, делают за нас всю черную работу: организаторы театра.doc, «Практики», Центра драматургии и режиссуры. Молодежь будет ходить в эти театры до той поры, пока не почувствует, что здесь все мертвое - ведь рано или поздно все мертвеет. Не дай бог, наступит и для нас такой момент, когда мы будем говорить: все ерунда, а вот надо делать такую форму, и эта форма окажется застывшей. Но мы ведь говорим о том зрителе, который идет за одной только вещью: он идет за живым. Не за темами или сюжетом, а за ЖИВЫМ. Как только здесь живое закончится, он пойдет искать его в другом месте.
В.Р.: Это банальная, но очевидная для меня истина: театр – дело молодых. Не по возрасту, конечно, но редко кому удается до старости остаться молодым. Трагедия театра в том, что чем старше становятся люди, тем комфортнее они себя ощущают, не хотят никаких перемен. Сначала декларируют одно, потом другое, остаются в театре на новые и новые сроки. Поэтому сегодня театры наши превратились в пантеоны и крепости, в которых ничего не происходит – я не обобщаю, но это факт. Когда-нибудь, при самом лучшем раскладе Театр.doc превратится в маленький музей. Туда будут приводить как в музей Тадеуша Кантора в Кракове и говорить: вот здесь в начале 21-го века произошел перелом российского театра. И это лучшее, что может случиться.
