В Перми закончился проходивший при поддержке губернатора Пермского края фестиваль современного театра и кино. Он называется «Текстура». Это название это стоит запомнить, - считает побывавший на фестивале корреспондент Infox.ru
Территория для «Текстуры»
За 11 дней в Перми было показано 17 спектаклей, 39 фильмов, прошло 14 читок и 22 дискуссии. Все эти мероприятия посетило примерно 12000 человек – цифра большая, даже для такого немаленького города, как Пермь. Ведь речь идет не о кассовых комедиях и аншлаговых спектаклях, а о неформальном искусстве, которое и в столицах воспринимаются непросто.
«Еще год назад мы не рискнули бы делать такой фестиваль», - признается автор идеи и директор «Текстуры» Эдуард Бояков. Напомним, что за последний год в Перми прошел фестиваль «Территория», сам Бояков выпустил несколько спектаклей на отремонтированной им «Сцене-Молот»; а почти два года назад Марат Гельман открыл в пустовавшем здании Речного вокзала уже ставшую знаменитой галерею «PERM»; случилось еще много больших и малых культурных событий, происходивших при поддержке губернатора Пермского края Олега Черкунова и министра культуры края Бориса Мильграма. В общем, все это взрыхлило почву.
Вы полагаете, все это будет носиться?
«Texture» по-латински значит «ткань». Ткани и фактуры современного искусства на «Текстуре» были представлены весьма разнообразные. Порадовала обширная кинопрограмма, включившая как признанные фильмы – вроде прогремевшей в Каннах «Поэзии» Ли Чандона и «Другого неба» Дмитрия Мамулии до малобюджетной экспериментальной картины Павла Руминова «Два часа», документального фильма Павла Костомарова «Мать» и фильма Павла Бардина «Гоп-стоп», мировая премьера которого состоялась на «Текстуре».
Театральная программа феста не пестрела столь знаменитыми именами, зато убедила, что талантливые экспериментальные постановки случаются не только в столице, но, например, в Прокопьевске (спектакль Марата Гацалова «Экспонаты»), в Перми (спектакль «Чукчи», поставленный Филиппом Григорьяном на «Сцене-Молот») или в удмуртском городе Глазове («Контрольный диктант» Дамира Салимзянова).
А еще в Перми проходили читки пьес и сценариев, на которые в сравнительно небольшое фойе театра «Театр» (так называется здание и труппа, которой руководит режиссер Борис Мильграм) набивалась куча народу. И, говорят, по тому, как реагировала публика, можно было сразу определить, кому вручат премии. В итоге лучшей пьесой стал «Танец Дели» Ивана Вырыпаева, а лучшим сценарием - «У нас убивают по вторникам» Алексея Слаповского. В перерыве между читками происходили дискуссии о современном искусстве – и, опять-таки, свободных мест ни в залах, ни в фойе не оставалось. В общем, отправляться в Пермь стоило на все 11 дней «Текстуры», но вашему корреспонденту удалось окунуться в фестивальную жизнь лишь на три последних дня.
Место действия
Чтобы читатель понял, сколь насыщенной была программа, приведу расписание своей жизни с 26-го и 27 сентября. 26-го: фильм Корнеля Мундруцо «Нежный сын: проект Франкенштейна» и «Два часа» Павла Руминова. 27-го: фильмы «Башня» Ольги Егоровой и группы «Что делать», «Выход через сувенирную лавку» Бэнкси и спектакль «Лед», поставленный Корнелем Мундруцо в Будапеште.
О Корнеле Мундруцо, ретроспектива фильмов которого прошла на «Текстуре», у нас знают разве что кинокритики, хотя его «Франкенштейн» был в программе последнего Каннского феста, а предыдущий фильм, «Дельта», получил в 2008-м в Каннах приз ФИПРЕССИ. Для своих фильмов и спектаклей Мундруцо выбирает классические сюжеты, которые он и его постоянный соавтор, француженка Иветт Биро, адаптируют к современности. Так, «Джоанна» - рассказ о Жанне Д'Арк -- наркоманке, обитающей в реабилитационной клинике и открывшей в себе способность исцелять больных путем соития. «Франкенштейн…» - версия классического сюжета Мери Шелли, в которой воспитанный в приюте сын является к матери, случайно знакомится с отцом-кинорежиссером (его играет сам Мундруцо) и, сам того не желая, оставляет вокруг себя гору трупов. Как рассказывает Мундруцо, съемки для него начинаются с поисков места действия. Место действия этого фильма – роскошный пустующий особняк, один из символов Австро-Венгерской империи, с классическими колоннами, внутренним двором, и ветхими лязгающими ржавчиной замками. «Этот особняк для меня – как вся Венгрия. Восстановить его или до конца разрушить? Мне бы все же хотелось восстановить», - говорит Мундруцо, снявший поэтичный, но жестокий и вполне безнадежный фильм о распаде нормальных человеческих отношений.
После «Франкенштейна», снятого в документальной манере, самое время было отправиться на подчеркнуто-театральную «Башню», снятую художницей Ольгой Егоровой по прозвищу Цапля и группой «Что делать». Это кино-опера, «зонгшпиль» - так определяют авторы жанр сорокаминутного фильма, в котором вполне узнаваемые представители бизнеса, художественной элиты и духовенства обсуждают необходимость строительства башни «Газпрома». Внизу, у их ног, все слои народонаселения митингуют, поют и размахивают руками – одни «за», другие «против», третьи – нарядные девочки в мини - просто жаждут чего-нибудь модного. Но все они обвиты красными канатами – то ли удушающими щупальцами власти, то ли кровеносными сосудами, через которые «верхушка» высасывает их кровь. Встык с «Башней» показывали «Выход через сувенирную лавку» -- снятый с чисто английским юмором и изяществом рассказ об искусстве уличных художников стрит-арте. И о том, как просто арендовать пустующий цех, скопировать, скажем, манеру Энди Уорхола, выдать себя за художника-неформала, создать шумиху, сделаться модным и востребованным. И как при этом сложно быть настоящим художником, а не картонной копией.
Лед
Гвоздем театральной программы стал спектакль Корнеля Мундруцо «Лед» по роману Владимира Сорокина. И актеры, и публика сидят на сцене. Пройти к зрительским рядам можно только через коммуналку (сценография Мартона Ага), где на кухне, за круглым столом, уже собрались артисты театра «Кретакор», перевоплотившиеся в героев Сорокина. Кухня, комната, наверху санузел – действие может происходить в трех пространствах сразу. И во всех этих пространствах существуют омерзительно-безжалостные и жалкие герои Сорокина – типичные люди «лихих 90-х», жизнь которых режиссер, вслед за писателем, разнообразит набором насилия, секса и доугих физиологических подробностей. Выдержать это, сидя в двух шагах от игрового пространства, было бы почти невозможно, если бы не врожденный вкус и артистизм, с которым Мундруцо и его актеры превращают низменные проявления тела и духа в материю искусства.
В своем провокационном романе Сорокин пародирует идею мирового заговора: небольшая группа людей ищет себе подобных – тех, в чьих сердцах стучит ледяное сердце. Пару ударов ледяным молотом в грудь – и если сердце твое не ответило особым стуком, а просто остановилось, туда тебе и дорога: ты - «мясная машина», недостойная жить. Другими словами, Сорокин повествует о фашизме, но так лихо морочит читателю голову, что иные простаки воспринимают призыв «ледяных людей» всерьез: мол, раскроем наши сердца друг другу.
Однако Мундруцо и его актеры не из таких. В Будапеште, где то и дело поднимаются волны национализма и ксенофобии, их умный антифашистский фарс идет уже четыре года, причем с таким успехом, что постановку «Кретакора» пригласил в свои стены Венгерский национальный театр. Будучи весьма бережен с текстом, режиссер, однако, сумел раскрыть историю в наши дни: в финале зрителям спектакля показывают рекламный ролик установки «Лед»: нарядная дикторша демонстрирует электрический ледяной молоточек, объясняя, что всего за 299 долларов можно заставить ваше сердце биться по-новому…
Речной вокзал
Накануне закрытия фестиваля я отправилась в галерею «PERM» -- на выставку Валерия Кошлякова «Недосягаемые». Галерея расположена на берегу Камы, в здании бывшего Речного вокзала. Надо видеть, как дополняют друг друга старинный особняк, в котором следы дореволюционной роскоши уживаются с приметами недавнего советского, но уже канувшего в лету бытия (вроде кассового аппарата, уверяющего, что за 10 рублей 80 копеек можно поплыть из Перми в Краснокамск, а за 11 и 12 – в Набережные Челны и Елабугу), и работы Кошлякова, воссоздающего руины античных памятников из нарочито низменных «текстур»: пенопласта, гофрокартона и скотча.
Внутри, на выставке – античные колонны, чей мрамор за тысячелетия превратился в пенопласт, и проступающие из-за широких мазков скотча лики римских императоров. Снаружи – почти те же колонны, но с осыпающейся штукатуркой. И мемориальные доски, на которых потускневшими золочеными буквами выбиты имена героев, защищавших Каму в годы войны. Кульминацией – не экспозиции, но зрительских ощущений – становятся выставленные на втором этаже реплики советского быта: железная кровать с кружевным подзором, большой картонный паровоз, который давно не летит вперед. Пустующий почтовый ящик. И огромная картина, воспроизводящая расписание скорых поездов, соединявших всю страну: Адлер, Ленинград, Челябинск, Якутск… То тут, то там значится: отменен, на номера поездов наползают какие-то пятна. Начинает казаться, что это происходит прямо на твоих глазах - названия городов и номера составов исчезают под слоем краски – как исчезла страна, по которой они курсировали.
И когда посмотришь на все это, вспомнишь коммуналку из «Льда», роскошный особняк в «Франкенштейне», или «Экспонаты» Прокопьевского театра имени Ленкомсомола ( главный экспонат этого спектакля – сама провинциальная жизнь), вдруг остро понимаешь, как нужна «Текстура» с ее попыткой осознать и отрефлектировать наше сегодня. Сегодняшнее искусство, сегодняшнего героя, всех нас – жителей Империи, которая давно ушла под воду, а мы все еще живы.
