В Петербурге открылся фестиваль социального искусства «Арт-собес». Несмотря на некоторую маргинальность, от культурного мейнстрима он ушел вовсе не так далеко, как кажется.
Это своеобразный этикет -- современное искусство должно быть повернуто к острым проблемам современности. Такое внимание уже стало своего рода симулякром, какой бы то ни было смысл из него улетучился. Никому не надо объяснять, откуда социальный пафос взялся, да и не так это важно. Как не надо объяснять, почему в хорроре фигурируют Дракула и Франкенштейн, а не, скажем, гигантская улитка-убийца и человек-молекула. Взять хотя бы коллекцию Франсуа Пино, которую выставляли в «Гараже», разделив именно по социальным проблемам. Блок про сексуальные меньшинства, блок про войну, блок про дикий-дикий Восток, далее по списку.
Глюкля и Цапля были здесь
Даже при беглом взгляде на программу «Арт-собеса» видно, что фестиваль вовсе не чужд основным тенденциям современного искусства и громких его имен. На их фоне даже малоизвестные фотографы, выставляющиеся на «Пушкинской, 10» кажутся офф-программой. Темой нынешнего фестиваля стали гендерные проблемы -- организаторы добавили к названию вполне бунтарский подзаголовок «Окна М/Ж роста». То есть выбрали самый любимый кураторами сегмент социальных проблем, после рыданий над тяжкой судьбой женщины Востока, конечно. Под такое определение можно протащить все что угодно, хоть Била Виолу, хоть Джеффа Кунса.
Безусловно, главные звезды на «Арт-собесе» -- как раз культурный мейнстрим. Глюкля и Цапля, вечный дуэт бунтарок, подкупающий, однако, не столько революционно-феминистским месседжем, сколько обаятельной и тонко сработанной формой. На «Арт-собесе» они показывают свои дежурные проекты -- видеоинсталляции «Папы-трансформеры и детский хор» и «Сад для бизнесменов».
Вторая звезда на «Арт-собесе» -- вовсе неожиданный Сергей Максимишин, патриарх журнальной фотографии. Он не то что сделал ее произведением искусства, но создал мейнстрим, определенные каноны, по которым фотография -- покоритель World Press Photo должна существовать: не просто запечатлеть выразительный момент, но поймать его так, чтобы он и отражал все происходящее и в то же время был вполне самостоятельными -- вокруг самого снимка можно было бы выстраивать смыслы.
Феминизм -- это как?
Если с выставочной составляющей все в порядке, то все остальное на «Арт-собесе» действительно смущает. И в некоторой степени даже сводит на нет все одобрительные возгласы, которые Глюкля с Цаплей и Максимишин рождают. Тут и правда все с перебором, все слишком в лоб. Обилие лекций и круглых столов с названиями вроде «Феминизм -- это как?», «Армия -- школа мужества?» и «Соцзащита -- школа женственности или испытание мужественности?» не просто смущает, а способно даже того, кого Максимишин с Глюклей и Цаплей подкупили, отвратить от фестиваля раз и навсегда.
Но если подвести всему этому более или менее логичный итог, получается, что «Арт-собес» вовсе не паршивая овца в стаде современного искусства. Он скорее модник, слишком близко эту моду принявший к сердцу, комично возведший ее в абсолют. Ги Дебор был стопроцентно прав: любой протест мгновенно пожирается обществом и становится милым развлечением. Одна демонстрация еще как-то может изменить ситуацию, на второй участники уже запоминают друг друга в лицо. Третья -- уже просто тусовка. И на голубом глазу бить себя пяткой в грудь и привлекать внимание к проблемам, которые от частоты упоминания уже на зубах навязли, -- метод недейственный и устаревший. Настоящие протестанты уже давно научились находить обходные пути, придумали куда более оригинальные способы оживлять общество. На фоне всего этого «Арт-собес» выглядит не столько Ипполитом из «Идиота», который читал нотации высшему свету, сколько Цезарем Борджиа из «Тени» Шварца, который каждое веяние моды возводил в абсолют. Когда стало модно быть бледным, он пересадил кожу с ягодиц на лицо. И с тех пор называл пощечину шлепком.