Платья из тисненого лионского бархата и шелка, «манильские шали», сумочки из крокодиловой кожи, инкрустированные слоновой костью, туфли со стразами -- словом, кое-что из того, что шелестело, сверкало и постукивало каблучками 80 лет тому назад в отелях Ritz, на палубе фешенебельной Normandie и на скачках в Лоншане, представил на выставке «Ар-деко. Золотые 20-е!» в галерее Зураба Церетели коллекционер и историк моды Александр Васильев.
Вообще-то эта выставка чуть припозднилась: ее бы следовало показать до пресловутого кризиса. Ведь, собственно говоря, ар-деко и есть стиль короткой эпохи расточительства и роскоши, уместившейся в десятилетие между двумя кризисами. Европа, едва оправившаяся после первой мировой войны, в темпе фокстрота быстро прожила les annees folles («безумные годы») и к началу 1930-х вслед за Америкой была поставлена перед экономическим «шахом», как можно назвать великую депрессию.
Словно предчувствуя близкий эндшпиль, стилисты, архитекторы и художники, недавно изменившие кубизму и фовизму, спешно проектировали ванные комнаты с бассейнами из севрского фарфора, массивную мебель из экзотического и безумно дорогого черного дерева, акажу и палисандра, которые можно было, например, разместить вместе с розово-голубыми картинками Мари Лорансен в «Особняке богатого коллекционера». Приблизительно так этот интерьер плюс дизайн выглядел на парижской Exposition Internationale des Arts Décoratifs et Industriels Modernes 1925 года. Собственно, та выставка и дала название стилю, правда, сам термин появился уже после второй мировой войны с легкой руки одной американской критикессы. А в «золотые 20-е» как его только не называли: стиль Ritz, стиль звезд, стиль джаза и т. д. Если сюда же приплюсовать персональные стили Поля Пуаре, Коко Шанель, мадам Ланвен, Женни, Зигель и Ворт, кутюрье, демонстрировавших новинки моды на той же выставке 1925 года, то терминологическая огранка ар-деко будет почти что завершена.
Преклонение перед стилем «безумных лет» может принимать самые разнообразные формы. Одни коллекционируют чеканных авиаторш и автогонщиц Тамары де Лемпицкой, хрусталь и стекло Рене Лалика, мебель знаменитого краснодеревщика Жака-Эмиля Рульмана. Увлечение, понятно, не из дешевых, но подобные инвестирования перспективны: цены на предметы ар-деко по-прежнему высоки на арт-рынке. Платья и аксессуары, если конечно речь идет не о винтажных моделях Пуаре и Шанель, более доступны. Это и есть случай Александра Васильева, много лет собирающего это «мягкое» ар-деко на западных распродажах и развалах, а также с помощью бескорыстных дарительниц, очарованных обходительностью вальяжного коллекционера. Один из пунктиков его собрания -- русский след в парижской моде того времени, оставленный именитыми эмигрантками: великой княгиней Марией Павловной, княгинями Юсуповой, Лобаново-Ростовской, Трубецкой, Оболенской, которым для выживания пришлось обзавестись пошивочными мастерскими. С их легкой руки наряду с древнеегипетскими, ассирийскими, ацтекскими, африканскими и китайскими мотивами в моду вошла и русская архаика: меховая отделка в «боярском вкусе», золотая вышивка двуглавыми орлами и куполами церквей. Вероятно, именно этот стиль имел в виду посетивший выставку 1925 года критик Яков Тугендхольд: «Роскошь, которая могла бы быть под стать великолепию византийского двора или карману Морганов и Стиннесов».
Судя по дизайну выставки, пиетет коллекционера перед модой эпохи ар-деко носит причудливый траурно-фетишистский, а с другой стороны -- эротически-великосветский характер. Черные витрины с туалетами, переливающимися отблесками золотого шитья, венецианского и богемского бисера, словно чулками затянуты черным же прозрачным шелком. Отчего глазу становится «душно» и «дурно». Как мальчику, случайно запершемуся в бабушкином гардеробе.
