В Музее искусства народов Востока открылась выставка «Татарский шамаиль: слово и образ», на которой представлено около 60 народных картинок с текстами из Корана и видами священных для мусульман мест паломничества. Написанные на стекле или воспроизведенные литографским способом в скоропечатнях Казани, Уфы и Оренбурга шамаили в конце XIX -- начале XX века имели широкое хождение у татар Среднего Поволжья и Южного Урала.
Пережив не без потерь, подобно православным иконам, антирелигиозные кампании советских времен, шамаили лишь совсем недавно стали предметами коллекционирования. Правда, самых первых картинок на стекле теперь уже не найти. И то, что представил в музее Фонд Марджани из Казани, в основном относится к первому двадцатилетию прошлого века. Впрочем, это был самый активный период создания и распространения «священных лубков», тиражи которых доходили до нескольких десятков миллионов экземпляров.
Традиция изготовления народных картинок, служивших и дидактическими наставлениями, и оберегами, и путеводителями по священным для мусульман местам, и даже географическими картами, была занесена в Поволжье в конце 1870-х годов из Турции. Правда, само название ираноязычное. «Шамайэл» означает «священная картина» и «портрет». Портрет, поскольку в шиитской Персии было разрешено и даже принято изображать (разумеется, условно) четвертого праведного халифа. У казанских татар, то есть у суннитов, считалось, что любое изображение человека «отпугивает от дома ангелов и сводит на нет любую молитву». Тем не менее своеобразный портрет был -- описательный. Как, например, «Словесный портрет пророка Мухаммада со слов Али», где весьма объемный текст забран в декоративный картуш-венок. Пожалуй, это можно было бы назвать, пользуясь современной терминологией, вполне концептуальным решением.
Впрочем, и сам текст, точнее, его каллиграфическое написание арабской вязью, становился изображением, превращая, скажем, кораническую суру (стих) «Власть» в прихотливый чертеж некоей мечети, «Хвалу Аллаху» -- в план садового участка («Благословенный сад»), перечисление пророков с хронологией их жизней -- в парусник («Ковчег спасения»). Таким образом, повешенный на стену шамаиль предназначался как для чтения, так и для разглядывания. С известными оговорками это напоминает западноевропейскую каллиграмму, идущую от средневековых скрипториев к Рабле и до Аполлинера. Шамаили доходчиво пересказывали канонические тексты, например о деяниях и проповедях Сулеймана (Соломона), причем прибегая к вполне современным реалиям: вот, например, места для сподвижников пророка -- шесть венских стульев фирмы «Тонет», вот его письмо к царице Савской в виде запечатанного сургучом конверта.
Обращенные к народному восприятию шамаили отражали и невероятные местные легенды и сказания. Согласно одной из них, где-то под Псковом с небес спускается цепь пророка Дауда (Давида), до которой дотянуться может только праведный истец. И фантастическая география этой местности воспроизведена в шамаиле с большой убедительностью.
Впрочем, иные народные картинки помимо всего прочего имели и практическое назначение. Глядя на эти шамаили, собиравшийся совершить хадж мог представить, как выглядят Стамбул и Дамаск и как из Дамаска можно добраться по Хиджазской железной дороге до Медины и Мекки, да и в целом -- что собой представляет современный мусульманский мегаполис с реющими аэропланами и дирижаблями, пароходами и паровозами. Для приобщения к современной цивилизации стоило лишь купить картинку типа «Чудеса техники в Эдирне». Причем в этих изобразительных гидах подписи специально делались на старотатарском языке, более распространенном, чем арабский. У цивилизации в ее советском варианте шамаиль не нашел понимания: к концу 1920-х годов арабский алфавит в тюркоязычных республиках был насильственно заменен латиницей, а позднее -- кириллицей. Какой же мог быть шамаиль из латинских литер? Однако и Аполлинер не получился.
