Режиссер Джон Ирвин («Псы войны», «Ближайший родственник»), председатель жюри конкурса «Перспективы», корректно не рассказал о своих фаворитах среди конкурсных работ, но поговорил о роли наблюдателя на современной войне и о том, как цифровая дистрибуция и кабельные каналы спасают киноискусство.
-- Главный вопрос к председателю жюри конкурса «Перспективы», на который вы, разумеется, не ответите: есть уже любимый фильм?
-- Я не могу ответить на этот вопрос. Я бы с радостью об этом поговорил, но я поклялся страшными клятвами, и меня расстреляют, если я хоть что-нибудь расскажу о конкурсе.
Я видел несколько отличных картин. Мне вообще очень понравилось тут смотреть кино. Но очевидно, некоторые фильмы равнее других.
-- А сейчас вы что смотрели?
-- Я не буду это обсуждать. То есть я бы с радостью, но мне нельзя.
-- О’кей, тогда нечто совершенно иное. Правда, что вы снимаете фильм про балканскую войну, про журналиста, который бросает свою камеру и диктофон и организует защиту хорватского городка? И в роли Аркана, легендарного сербского полевого командира, будет Винни Джонс?
-- Это устаревшая информация.
-- А что случилось?
--У продюсера был инфаркт, он умер. Я позвонил ему, а мне ответил совершенно посторонний мужчина и спросил меня: «Вы кто?» -- «Я Джон Ирвин» -- «Кто вы?..» -- «Я режиссер, а вы кто?» -- «Я полицейский» -- «А что вы делаете в доме моего друга?» -- «Он умер полчаса назад от сердечного приступа».
-- Ужасно жалко. Я был бы счастлив увидеть Винни Джонса в роли самого опасного, глупого и смешного антигероя конца двадцатого века.
(смеется)
-- Да, он был невероятно тупой, это правда. Но это решение по кастингу принял продюсер. Я хотел все переделать, переписать сценарий. Мне в этой истории другое интересно: журналист, который перестает писать о войне и вступает в войну.
-- Ну да, как если бы это сделал врач из Красного Креста.
-- Точно, или капеллан отложил бы крест и взял «калашников». Момент, когда ты уже не можешь сказать: «Я против насилия, я только наблюдатель». Вот этот момент выбора, я об этом хотел снять кино.
-- Но я все же попробую еще раз спросить вас о фестивале. Что вы думаете об уровне фильмов, которые вы смотрели?
-- Я думаю, что это хороший фестиваль, такой калейдоскопический. Много разных цветов, что-то нравится, что-то нет, всем понравиться все равно нельзя. Тем не менее главное, что делает фестиваль, -- он отражает состояние современного кино. И судя по тому, что я тут видел и читал, этот фестиваль очень успешно это делает.
-- Знаете, есть такая штука с фестивалями, кроме, может быть, Канн: это вещь в себе. Фильмы, которые показывают на фестивалях, публика не увидит.
-- Да, есть разделение, есть фильмы, которые делаются специально для фестивалей.
-- А вы тут много таких видели?
-- Нет, не много. И я не буду высказывать никаких суждений о фильмах, которые я тут смотрел. Но вообще, есть фильмы, которые показывают на фестивалях, а потом, в зависимости от реакции, их купят дистрибуторы и покажут публике, а кроме того, их выпустят на дисках, покажут по телевидению, распространят через интернет...
Понимаете, старые структуры дистрибуции, маркетинга, показа кино, они распадаются. Границы становятся менее четкими. Какое кино коммерческое? У какого -- нишевая аудитория? Есть тенденция к тому, чтобы голливудские студии снимали меньше фильмов, сверхдорогие, еще более дорогие… Полумиллиардные бюджеты, 3D... А что делать с маленькими фильмами? Их нужно продавать, продвигать, все это сложно. Хотя вот сейчас появилась интернет-дистрибуция, все должно измениться.
-- Уже десять лет говорят, что скоро начнут продавать кино через интернет, надеются на новые способы доставки кино к зрителю, и что-то ничего не происходит.
-- Все должно случиться очень скоро. Смотрите, о цифровом монтаже говорили ровно столько лет, сколько я занимаюсь кино, с начала шестидесятых. Сколько раз уже мне предлагали на это махнуть рукой? И вдруг р-раз -- за ночь все старые монтажные аппараты оказались в музее. А что с камерами произошло? Вдруг появились цифровые камеры, которые дают громадную свободу. Вообще цифра сделала удивительную вещь: то, что было страшно дорого пять-семь лет назад, теперь абсолютная рутина. Следующая цифровая революция должна произойти с дистрибуцией.
-- У меня есть последний вопрос про телевидение. Я знаю, что вы работали телевизионным режиссером. Что-то случилось с телевидением в последние десять лет. И я не только о «Хаусе» говорю. «Безумцы», «Прослушка», «Рим» -- вдруг оказалось, что телевидение перестало быть телевидением и стало киноискусством, иногда более интересным, чем само кино.
-- Вообще-то, все это началось на «Би-би-си» очень давно, а оттуда переехало в Америку на кабельные каналы. Showtime, HBO -- у них ресурсы настоящих больших киностудий. Все дело опять в дистрибуции, в подписке. Главные эфирные телесети Америки, HBC и прочие, в какой-то момент резко уменьшили количество ресурсов, вкладываемых в новости, документальное кино, в драму... Остались одни телеигры, реалити-шоу, что бы это не значило... И телевидение стало тупым-тупым. Но в результате публика, если она может себе это позволить, подписывается на HBO и другие кабельные каналы. А у них все по-другому, нет проблем с рекламодателями, которых нужно ублажать, нет вечной проблемы «Би-би-си», которая очень зависит от положительных рецензий. Кабельные каналы зависят только от возобновления подписки, то есть от любви аудитории. Так что это все равно вопрос дистрибуции.
Я был режиссером документалок на «Би-би-си» целых восемь лет, мне не было еще тридцати. Потом я снимал драматические сериалы. Это был просто золотой век. А потом я стал снимать кино и наблюдал, как телевидение деградирует. Но тогда мы говорили: «В Великобритании есть киноиндустрия. Настоящая киноиндустрия работает на «Би-би-си». Мы делали настоящее кино. Но это изменилось, это стало слишком дорого.
-- Ну ладно, на «Би-би-си» сделали «Рим».
-- Они бы не смогли сделать это сами. «Би-би-си» была младшим партнером HBO.
