В новых российских романах: антиутопия об «одной Манежке», написанная до декабрьских событий, один день махачкалинского подростка и африканские медитации русского человека.
«Раяд». Всеволод Бенигсен.
М.: Время, 2010
Смысл названия взвешенного интеллигентского триллера «Раяд» расшифровывается уже на первых страницах: «Пол и потолок. Земля и Небо. Привычные заменители Ада и Рая. Две наглядные крайности существования человека. В потолок мы глядим редко. На пол чаще». Россия, по Бенигсену, должна находиться ровно посередине, не возноситься ввысь, но и не падать в пропасть. Весь роман держится на поиске этой середины. Автор как будто находится в центре и старается постоянно держать в поле своего зрения разнообразные крайности.
Один из персонажей романа инженер Кроня возвращается в Москву из Казахстана. Там его не сочли «своим» и не заплатили за выполненную работу, а тут – едва ступил на порог сберкассы, не признали русским из-за «чужой» фамилии Аринбеков. В поезде Кроня встречает странного соседа, который отказывается пить «за Родину» и «за русский, как, впрочем, и за любой другой народ». Как потом выясняется, взрослые дети этого необычного для наших времен «интернационалиста» исповедуют ровно противоположные взгляды. Наконец, главный герой романа, фээсбэшник Костя, должен сохранить объективность в расследовании «преступления на национальной почве», в то время как его любимая жена только что погибла под колесами автомобиля «какого-то хачика».
В романе «Раяд» персонажи не только постоянно бомбардируют друг друга неполиткорректными прозвищами и грязными высказываниями, но и реализуют псевдопатриотические чаяния на деле. Один из московских районов становится «заповедной зоной», где живут только русские и где не терпят инородцев. Роман 37-летнего Всеволода Бенигсена был написан и сдан в печать еще до событий на Манежной площади. И его вполне можно предложить в качестве обязательного чтения задержанным участникам массовых националистических выступлений.
«Салам тебе, Далгат!» Алиса Ганиева.
М.: АСТ, 2011
Сборник «Салам тебе, Далгат!» – один из немногих за последнее время примеров «многообещающего дебюта». Заглавную повесть Алиса Ганиева отправила на конкурс молодых авторов «Дебют», подписавшись хулиганским псевдонимом Гулла Хирачев. Гулла получил первую премию и уступил место своей создательнице: вышедшая вскоре книга подписана уже настоящим именем. И повесть «Салам тебе, Далгат!», и рассказ «Шайтаны» объединены классической сюжетной схемой, «молодой человек перед выбором». Герой пока еще, словно чистый лист бумаги. Автор заставляет нас увидеть один день махачкалинской жизни его глазами. Молодой Далгат, разыскивая по какому-то делу своего родственника, обходит рынок, попадает в драку, его заносит то на шумную свадьбу, то на скучные литературные чтения. Подробные, ученические описания базара с неизбежными, похожими на список покупок, перечислениями, внезапно перечеркиваются острыми наблюдениями. Интересно, что палитра женских жизненных сценариев выглядит богаче: наверное, жюри премии «Дебют» все же могло и раньше догадаться, что это не мужская проза. «Народная» поэтесса-чиновница, «мужественная горянка», которая «идет по жизни, как по разбитому стеклу босиком», любительница косметики, которая интересуется, «в какой цвет по шариату можно красить ногти», или подстриженная девушка Меседу, которая хочет уехать в Питер, «хоть там и много скинов». Автор прогуливается с Далгатом, а сама все время прикидывает, как ей пришлось бы вести себя, окажись она в Дагестане, а не в Москве.
Восточная нега, патриархальная сладость могли бы поселиться в этой прозе, но для них уже нет места в реальности. Гораздо лучше здесь слышны хитрые голоса из рассказа «Шайтаны»: «Она вспомнила, как в детстве, приезжая в селение, боялась искусных в коварстве шайтанов. Они меняли обличье, подделывали голоса, умыкали, сводили с ума заснувших в поле людей».
«Фес». Глеб Шульпяков.
М.: Время, 2010
Глебу Шульпякову всегда удается ускользнуть от критического приговора. Вроде бы его уже облепили ярлыками, а, глядишь, в последнюю минуту все они сброшены. Говорят, что его новый роман «Фес» подозрительно похож на два предыдущих, «Книгу Синана» и «Цунами». Оказывается, что автор этого не отрицает и уже объединил их в трилогию. Вроде бы сложился его образ писателя, ушедшего от московской суеты с лэптопом за плечами и предваряющего романы длинными списками городов, в которых их писал. Вместо тягостных бдений в душной квартире он фиксирует свои впечатления и чувствования где-нибудь в Пномпене или в Тамани, а может, просто гуляет по Вене или фотографирует гавайские закаты. И вдруг автор медитативных травелогов предстает вполне медийной персоной, автором телевизионного цикла передач, посвященного утраченным архитектурным памятникам. Больше того, после всех этих бесконечных путешествий, легкости в ногах необыкновенной его проза как раз не достигает: «Фес» утяжелен подробным каталогом переживаний безымянного человека из поколения сорокалетних.
Новый роман уже упрекнули в том, что он непонятен, что происходящее с героем-издателем, у которого отнимают бизнес, которого увозят за тридевять земель, возможно, в тот самый, из заглавия, город Фес, который бежит из плена, а потом и вовсе оказывается в Таиланде, -- плохо мотивировано. Действительно, автор как будто тяготится необходимостью разъяснять, как именно «наехали» на героя. То, что в заговоре, возможно, участвовали его жена и его друг, вскоре становится не так важно. Как всегда, Шульпякову гораздо лучше удаются небольшие вставные сюжетцы вроде истории о встрече с не напрасно данным «заклятым врагом». Ключевые пассажи о неудавшейся попытке обрести свободу, запрограммировав жизнь, он проговаривает скороговоркой. Зато прихотливо подобранного словесного «гула» для медитаций в «Фесе» предостаточно. Автор торопится показать путь главного героя, обнаружившего, что рисунок его собственных переживаний идеально накладывается на карту древнего, загадочного и красивого города. Странные встречи «открывают в его душе двери, долго стоявшие на замке»: «сумрачное, обволакивающее нечто хлынуло из темноты». Составляющие этого «нечто», эротические переживания, поиски своего настоящего «я», испытание прочности родственных связей, трагическое безмолвие, -- как будто подобраны в пандан к роману Пола Боулза «Под покровом небес». Кстати, знаменитый роман был написан во второй половине 1940-ых именно в Фесе.
