Виктор Пелевин преподносит новую порцию «цветов зла» в своем сборнике «Ананасная вода для прекрасной дамы». Объектом его сатиры становится не только наша «эфесбия», но и дивная «Америкия».
После «t»
Новый сборник Виктора Пелевина продолжает обыгрывать «толстовскую» тему из предыдущего романа «t». В подзаголовке значится: «Войн@ и мiр». Такое напоминание о классике может сойти за невинное украшеньице вроде запомнившегося определения «креатифф» в «Шлеме ужаса», а может и служить своеобразным указателем. И действительно, в «t» Пелевин обещал, что каждый писатель в конце концов становится героем текста другого писателя.
В «Ананасной воде» поначалу и правда создается впечатление, что Пелевин переродился в романе своего младшего коллеги Михаила Елизарова. Причем Елизаров и так уже проявил себя как литературный клон и Пелевина и Сорокина разом, поэтому двойное превращение вызывает когнитивный диссонанс. Хотя, возможно, это просто пародия на елизаровские «Мультики» -- постепенно повествование все же выруливает на привычную пелевинскую дорожку.
В новой книге Пелевин обещает быть нашей «войной и миром», «преступлением и наказанием», в общем, «альфой и омегой». А также --- нашими кнопками «Insert» и «Delete», потому что автор очень щедро отдает дань интерактивности сегодняшней реальности: его книга полна «google search» ссылок, герои немало времени проводят в интернете.
Недоеденный цыпленок
Рецепт упомянутой в заглавии «ананасной воды» позаимствован из знаменитых строчек Владимира Маяковского «Я лучше в баре б...ям буду / подавать ананасную воду» и довольно прост: это обычный антибуржуазный эпатаж. Конечно, добавление еще одной цитаты, из поклонявшегося «прекрасной даме» Александра Блока, вносит свои иронические коррективы, но все же в задачи немного уставшего и не всегда способного на прежний драйв писателя входило создание того же эффекта, о котором вспоминают современники Маяковского: «Публика застыла в изумлении: кто с поднятой рюмкой, кто с куском недоеденного цыпленка. Раздалось несколько недоумевающих возгласов. Когда он вызывающе выкрикнул последние строчки, некоторые женщины закричали: «Ай, ох!» -- и сделали вид, что им стало дурно. Мужчины, остервеняясь, начали галдеть все сразу, поднялся гам, свист, угрожающие возгласы».
Виктор Пелевин, умеющий верно подметить самые неприятные свойства российской действительности, и на этот раз разбросал по своим повестям и рассказам меткие наблюдения и каламбуры. Только вот разжевывать все в сотый раз ему надоело. Потому что со времен «Чапаева и Пустоты» публика не изменилась. Наивно, конечно, ждать, чтобы все изумленные «с недоеденными цыплятами» в жирных руках стали «жить по Пелевину»: он все же не Солженицын. Однако некоторое раздражение от того, что застоявшаяся реальность не преподносит нового материала, в «Ананасной воде» чувствуется. Как еще воздействовать на обывателя?! Не случайно во многих рассказах вновь появляется уже отработанная в прошлых книгах тема воздействия «не через мозг», а через другие части тела.
Укол в ягодицы
В повести «Операция «Burning Bush»» писатель, давно все сказавший о телевизионном порабощении, не щадит последнюю оставшуюся у людей отдушину, радио: «Московские психиатры стали получать от некоторых граждан жалобы на раздающиеся в их голове голоса. Голоса сообщали о происходящем в мире, иногда пели, иногда поносили историю Отечества, а иногда, причмокивая, рассказывали о чудесах животворящего рынка». Оказывается, «радиослушатель» -- это диагноз, и несчастные внимали чужим голосам даже без приемников. Главный герой повести, Семен Левитан, завербован двойственным чекистским союзом отвратного силовика Шмыги и либерального Добросвета. Попавшемуся переводчику поручено вести разговоры с самим американским президентом, чтобы у того случилась сходная «острая информационная интоксикация». Левитан, и вправду имитирующий голос своего однофамильца, говорит с «Джорджайей» Бушем от имени господа Бога. Потом выясняется, что американцы уже давно внедрились сходным образом в сознание наших вождей, только выбрали в качестве «посла доброй воли» дьявола. Семену, уже постигшему благодать и выучившему наизусть державинское стихотворение «Бог», приходится срочно переквалифицироваться. Конечно, чертовщина находит самое уязвимое место: «Я залезал в цистерну, высовывал ягодицы и получал, так сказать, удар отравленной рапирой. Состояние, в которое меня приводил укол, было неописуемо гнусным. Мне казалось, что я становлюсь какой-то компьютерной программой, но не веселой и интересной, как в «Матрице», а самого что ни на есть бухгалтерского толка».
В повести «Зенитные кодексы Аль-Эфесби» еще одного агента, Савелия Скотенкова, тоже пытают инъекциями. Писатель старается как можно завлекательнее представлять даже самые неприятные трипы после всех этих недружественных воздействий. Он увлекает читателя в мир галлюцинаций, чтобы то и дело производить болезненные уколы, внушать нехитрые моральные правила. О природе российского зла здесь говорится так убедительно, что, как в песне Алексея Хвостенко, начинаешь «слышать ужасный серный запах». Словечко «Аль-Эфесби» образовано скорее не от «Эфеса», а от «эфесбэ», а все приколы -- на уровне фразы: «Наш отряд был замаскирован под мирный караван с героином»…
Впрочем, цитировать эти высказывания о российских грехах без психоделического контекста нет смысла. По Пелевину, книга должна воздействовать единовременно и целостно. И если одному читателю столь последовательное педалирование эфесбешной и цээрушной темы показалось утомительным, это не значит, что «Ананасная вода» будет бесполезна той 150-тысячной аудитории, о которой заявляет тираж сборника.